Олег Глушкин
         > НА ГЛАВНУЮ > РУССКОЕ ПОЛЕ > РУССКАЯ ЖИЗНЬ


Олег Глушкин

 

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"



К читателю
Авторы
Архив 2002
Архив 2003
Архив 2004
Архив 2005
Архив 2006
Архив 2007
Архив 2008
Архив 2009
Архив 2010
Архив 2011


Редакционный совет

Ирина АРЗАМАСЦЕВА
Юрий КОЗЛОВ
Вячеслав КУПРИЯНОВ
Константин МАМАЕВ
Ирина МЕДВЕДЕВА
Владимир МИКУШЕВИЧ
Алексей МОКРОУСОВ
Татьяна НАБАТНИКОВА
Владислав ОТРОШЕНКО
Виктор ПОСОШКОВ
Маргарита СОСНИЦКАЯ
Юрий СТЕПАНОВ
Олег ШИШКИН
Татьяна ШИШОВА
Лев ЯКОВЛЕВ

"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
"МОЛОКО"
СЛАВЯНСТВО
"ПОЛДЕНЬ"
"ПАРУС"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
РОМАН-ГАЗЕТА
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА

XPOHOC
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

Первая мировая

Олег ГЛУШКИН

ЗИМНИЕ    МИНИАТЮРЫ

МОРЕ

    Всю неделю белесая морозная мгла окутывала побережье. Казалось, пространство уменьшилось и холодом сжимает тебя. Никто не ожидал скорого тепла и просветления. И вдруг утром в воскресенье открылась голубизна неба и первозданная свежесть выпавшего ночью снега. Невесть откуда взявшись, ожили птицы, переливчатые трели наполнили хрусткий морозный воздух. И над морем радостно закричали чайки. Солнце, словно до блеска начищенная медаль, повисло над крутым берегом. Променад был еще в тени, и лишь крыша палас-отеля сверкала красной черепицей. И от того, что спускаясь к морю, ты уходил от солнца, открывшееся пространство вод  оказалось ослепительно зеленым. И прежде чем увидел его и подивился отраженному в нем свету,  услышал шум. Незамерзающее, беспокойное движение вод протестовало против льда, сковавшего берег. И притягивало к себе, скорее вниз – по скользкому склону, чтобы увидеть и обмереть от красоты и величия увиденного. Белые буруны один за другим бессменной чередой накатывались на узкую полоску пляжа. Выплеснутая  вода тотчас замерзала, касаясь застывших бетонных ограждений. Вот также когда-то в январском море глыбы льда пытались сковать корабль. Пешнями и ломами мы скалывали лед. Морозный пар поглощал наш мир. Море гнало волну за волной. Оно не хотело замерзать. Замерзает тот, кто остановился…

      Уходящие навстречу волнам мостки позволяли встать над водой и увидеть сверху как вздымаются волны, как рвется с их гребней пена, как, натыкаясь на сваи, дробится водяная масса. Вода превращалась в лед. Белые перила лесенок обрастали сосульками, темные сваи были украшены шапками льда. И когда солнце поднялось над крутым берегом, его лучи, рождая бесчисленные радуги, преломились в наслоениях льда и вступили в борьбу с ним.   Море и солнце, как два союзника, овладевали всем пространством, и доски променада, проступая из-под тающего льда обнаружили свою желтизну, а стены отелей, поймав зеркалами окон лучи, послали отраженный свет навстречу бегущим волнам.

   Я стоял, сняв зимнюю шапку и расстегнув полушубок, на самом краю мостков, и соленые брызги сыпались мне в лицо.  И когда я повернулся к берегу и прищурил глаза, я почувствовал, что существую в нескольких измерениях. В прошлом, где стою на крыле обледеневшего мостика моего корабля, в настоящем, где не надо ни о чем думать, а лишь наслаждаться приходом тепла, и в будущем, в которое втягивают меня отступающие от берега волны. Потерявшие свою энергию, но еще ворчливые, наполняющие шумом  морозный воздух.

    Какими мелочными казались все заботы и сомнения перед неутомимыми раскатами волн. Шум их порождал могучую симфонию,  звучали токкаты и фуги всех прошедших времен. И если бы я умел записывать музыку нотами, я не стал бы сочинять слова. Потому что никакими словами не передать очарованное солнцем шумящее море. Я просто бы переложил на музыку этот день и потом слушал бы эту музыку, в самые тяжелые дни. Я верю, море защитило бы меня, как это делало оно не раз в моей длинной и неустроенной жизни.         

 

СКАЗКИ  ЗИМНЕГО  ЛЕСА

В воскресенье меня соблазнили поездкой в Польшу. Ночь была холодная и в автобусе мы никак не могли поначалу согреться. Ворчали недовольно.  Но стоило  только выехать за город, как открылось нам сказочное чудо. В ясном и сухом морозном воздухе деревья обрели ослепительно белый цвет. Стали ажурными, словно вышитые шелком. Буквально каждый ствол, каждая веточка были покрыты тонким слоем снега. Возможно, это был даже не снег, а иней слегка припорошенный снежком. Но получилось так, что деревья обрели свой необычный праздничный наряд и каждое обнаружило неповторимый силуэт. Такое можно наблюдать в больших европейских городах, где по вечерам и ночью на ветвях деревьев зажигаются гирлянды электрических лампочек. Но от лампочек веет неживым, искусственным. А здесь все так призрачно, так нежно. И не ветерка. Как красивы березы! Это не листочки свисают, это опускаются снежные сережки. А на елях снега побольше, в них открывается такая глубина – белые шапки на зеленых тулупах. Все это мы видели не только из окон автобуса, мы выходили на границе во время проверок, потом останавливались в лесу. Автобус вообще слишком часто останавливался. Шоферы все время что-то сзади подкручивали. Но никто не злился из-за этих остановок. Мы просто выходили из автобуса и как зачарованные смотрели на околдованный снегом лес. И еще более красивыми мы увидели наряженные снегом  деревья у домика, где нам пришлось ночевать.  Можно было подойти к ним, потрогать, многие стали фотографироваться на фоне деревьев. И мороз был нам не страшен. Потому что неожиданно в этот день наш балтийский морской  воздух стал сухим и звонким. И голоса наших ребят далеко разносились по тихому польскому местечку и заливались колокольчиками смешки. И всем казалось, что мы в российской глубинке. И я вспомнил Чердынь, где были мы в эвакуации, и то, как покупал там зимой белые замерзшие круги молока, и  какой там был густой серебряный лес.

 

 

ЗИМНИЕ   ДНИ

Годы требуют тепла. В комнате своей постоянно включаю электрический обогреватель. Жена утверждает, что старость надо коротать в теплых странах. Но разве у нас не теплый край? Бывшая Восточная Пруссия – это ведь центр  Европы. Здесь редко температура ниже десяти градусов. Зимой дожди. Разве это холода? Вспоминаю, как жили мы в эвакуации на Урале. На Колве реке стоял город деревянный - Чердынь. И морозы там зимой были сорокоградусные. Водопровода в доме не было. С крутого обрывистого берега надо было спускаться к реке, чтобы набрать воды. Прорубь, затянутую ледком, пробивать ломом. А наверх с ведром – попробуй в мороз подняться, ни разу не упав. Хорошо, что вода в лед превращалась. Не расплескаешь. И молоко на рынке тоже замерзало. Продавали его без посуды, в виде белых ледяных кругов. Лизнуть хочется, но нельзя – язык примерзнет. И на таком морозе нас еще с улицы в дом не загнать, санки у меня были из гнутого прута - всем на зависть, ох и мчались по льду…  Сейчас бы я такой мороз не выдержал…

Но ведь люди там жить остались. Жили до нас, живут и после. Если бы каждый искал, где теплее, то наверное чукчи и ненцы устремились бы в наши края, а мы бы куда-нибудь на Капри или, на худой конец, в Крым. И началось бы великое переселение народов. Вот на Канарах постоянная температура двадцать три градуса – круглый год.  Приехали бы туда в Лос-Пальмас, такая тоска и поговорить не о чем. Не будешь ведь спрашивать – какая сегодня погода – за дурака примут – и сегодня и завтра одна и та же.   Смысл же всего сущего в перемене времен года. Пушкин это хорошо понимал. Его роман не об Онегине – лишнем человек, а о смене весны – летом, лета – осенью, а осени – зимой. Прекрасная пора – зима. Зимние дни лишают многих соблазнов. Все застывает вокруг. И ты можешь сосредоточиться на главном – осмыслить бег своих дней… Снежный саван, также как и сон, призваны примирить тебя с неизбежностью смерти. И с надеждой воскресенья. Выглянет солнце, и все в миг растает. Ты проснешься – и снова живешь в привычном для тебя мире, и даже сожалеешь, что сон так быстро прервался, и ты не успел его запомнить…

 

АФРОДИТА

     В первый день весны мороз не отступил от побережья. Был ослепительно бел выпавший ночью снег. Море неожиданно смолкло. Была такая тишина, какая, наверное, стояла в первый день творенья. Еще вчера, бушующее и вздымающее валы, море сегодня едва колыхалось, одетое в кольчугу из полупрозрачных льдинок. Из-под непрочного льда пытался вырваться наружу, сдавленный холодом прибой. За ночь он образовал вдоль берега белую застывшую пену – ледяной окаем, обозначивший границу между белизной снега и желтоватой  полосой льда, покрывшей песок пляжа. По этому льду скользнула навстречу морю обнаженная женщина. Ее смуглое тело осветило поднявшееся из-за крутого берега и  выглянувшее через ветви сосен утреннее солнце. Женщина тронула ногой кашицу льда и решительно пошла вперед к открытой воде. Мороз, забравшийся мне под полушубок, заставлял притоптывать по доскам променада. Женщина на мгновение обернулась и звонко засмеялась. Чайки закружились над ней, гортанными криками приветствуя первую купальщицу. А она уходила все дальше, позволяя стылой воде окутывать свое тело. Солнце засветило ярче, превращая пляжный лед в соленую тающую крупу. Вдали за застывшей полосой прибрежных вод  обнаружилась почти летняя голубизна морской глади. И из этой голубой мантии вынырнула  зимняя Афродита. Льдинки таяли, соприкасаясь с ее крепким загорелым телом.  И тепло рвалось к ней с небес…

   Еще немного - и совсем исчезнет кольчуга тонкого льда. Зимнее молчание прервет шум прибоя освобожденного от оков льда. Чайки прилетят к берегу. Их ждут на берегу женщины, закутанные в шубы, с кусочками булок в руках. Птицы закружатся над головами, будут жадно хватать крошки, брошенные в воздух. В ярком свете солнца на фоне безоблачного неба чайки будут казаться черными воронами. Они забудут про первую купальщицу.

   Море, освобожденное ото льда, снова станет темно-зеленым, и лишь вдали сохранится его голубизна, сливающаяся с еще морозным, но становящемся все теплее небом. Солнце поднимется высоко над кручами и белыми откосами берега. Тепло заполнит мир. И можно снова стать счастливым, ведь это все дано нам – и бездонная синева моря, и тающая прозрачность небес и божественная красота Афродиты, рожденной из морской пены. Это она, бесстрашно войдя в ледяную шугу, принесла тепло. А мы, запрятанные в шубы, все время чего-то ждем. Вот придет лето, говорим мы. Море станет теплым. И мы погрузимся в его воды.  И забываем, что можно войти в них и сейчас, преодолев свой страх. И можно победителем стоять на берегу и растирать свое тело махровым полотенцем, подставив солнцу мокрые волосы и улыбаться. 

 

ЗИМНЯЯ   СТАРУШКА 

     Такая редкость в нашем балтийском крае - снег. В декабре дожди шли, не переставая.  И вот на рождество снег выпал. И сразу стало светлее вокруг, и заискрилось все. Небо синее-пресинее, ни облачка. Посмотришь на солнце, прищурив глаза, а потом долго улыбаешься – радость-то какая  -  весь мир в серебре, и у деревьев ветки  серебристые. Праздник на душе. И у дворников – праздник. Никто тротуары чистить не собирался. Под ногами бугорки ледяные. Иду осторожно. Вышел на главную улицу, а там  припорошенный снежком сплошной лед под ногами. И старушки семенят по льду с кошелками и падают. Летят костлявыми ногами вверх. И калоши с ног спадают в снег. И никто бедных старушек не поднимает. До чего же народ пошел жестоковыйный. Это ж надо быть с такой заледеневшей душой, чтобы старушек по льду в магазин посылать, да еще более с каменной душой надо быть, чтобы руку упавшей старушке не протянуть. Вот я и протянул ближайшей старушке. Поднял с мостовой, а она так мне в руку вцепилась, как рак клешней. Не могу ее пальцы разжать. Хорошо хоть веса в ней почти никакого. Известно – божий одуванчик. Так и пришлось со старухой в дом вернуться. Жена увидела и онемела поначалу: даже сказать ничего не может от удивления. А потом удалось ей рот раскрыть и тут мне досталось: «Это кого же ты в дом привел! Совсем обнаглел, с улицы своих потаскушек будешь сюда волочить!»  Я стал объяснять, говорю, что пальцы старушкины разжать не могу. Стала и она пробовать – ничего не получается. И тут кот наш, как вцепится в старушкину руку – и освободил меня. Вздохнул я облегченно. А старушка легла на пол и уходить не хочет. Разморило ее в тепле. Да пусть поживет здесь, смилостивилась жена, мы ведь в Париж собирались, да все откладывали, кота не на кого оставить. Смотрю, кот уже к старушке льнет, а та его своей костлявой рукой гладит.  И радостно у нас у всех на душе, потому что за окном светло, день начал прибавляться, и все вокруг серебряным светом наполнено.

 

 

 

РУССКАЯ ЖИЗНЬ


Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев