Н. Мальчевский
       > НА ГЛАВНУЮ > СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ > СТАТЬИ 2005 ГОДА >

ссылка на XPOHOC

Н. Мальчевский

2005 г.

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ


XPOHOC
ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ
ФОРУМ ХРОНОСА
НОВОСТИ ХРОНОСА
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
СЛАВЯНСТВО
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
АПСУАРА
РУССКОЕ ПОЛЕ
1937-й и другие годы

Н. Мальчевский

От логомахии к пневматологии

(о творчестве Л.Клагеса в свете русской философии)

 

Николай Петрович Ильин.
Фотография Юрия Паршинцева. 2011 год.

Н.Н.Страхов однажды заметил: "для того, чтобы хорошо понимать Европу, конечно, менее всего нужно быть западником". Действительно, тот, кто не способен разглядеть самобытный облик России, чаще всего, оказывается слеп и к самобытным чертам Европы; его "образ Европы" столь же убог и трафаретен, как и его "образ России". И уж тем более он совершенно не способен открыть для себя что-либо значительное в европейской культуре самостоятельно, без помощи той рекламы, которая характерна для западного "рынка идей" не менее, чем для "рынка вещей", и обладает прямо-таки "божественным" даром создавать "гениев" из ничего (и обращать в "ничто" настоящие таланты). А потому на сторонниках русской самобытности лежит ответственность и за постижение самобытности Запада; именно они должны "открыть" подлинную Европу, определить тех, кто создавал её подлинные ценности или, по крайней мере, ставил её подлинные проблемы.

Людвиг Клагес (1872-1956) - немецкий мыслитель, получивший европейскую известность в период между мировыми войнами, когда увидели свет его работы "О сущности сознания" (1921), " О космогоническом Эросе "(1922), "Личность. Введение в характероведение"(1930), "Дух как противник души" (тт. 1-3, 1929-1932) и многие другие. Будучи по образованию химиком (и защитив после окончания Лейпцигского Университета диссертацию по органическому синтезу), Людвиг Клагес оставил изучение мёртвой природы для постижения природы живой - точнее, для постижения той истины, что жизнь составляет существо природы в целом. Особое значение он придавал способности увидеть это существо в его конкретных выражениях, или образах (Bilden) - отсюда постоянный интерес Клагеса к графологии, физиогномике и т.д. Равнодушный к академической карьере, Клагес предпочитал роль странствующего проповедника своих идей, выступая с лекциями в различных культурных центрах Европы. Следует отметить, что уже с 1919 года он избрал местом жительства городок Кильхберг под Цюрихом, лишь изредка наведываясь в Германию, где его книги встречали, однако, неизменно сочувственный интерес. К 60-летию Клагеса вышел посвященный ему сборник статей "Наука на распутье" [1], участие в котором приняли многие видные ученые, в основном психологи, биологи и медики, такие, как Вильям Штерн /1871-1939/, психолог-персоналист, автор книги "Личность и вещь"/1906/, получившей высокую оценку также и в русской философии начала века, и знаменитый биолог Якоб фон Юкскюлль (J.J.von Uexkull) /1864-1944/, один из создателей концепции экологии, основатель и первый директор Института по исследованию окружающей среды. Отнюдь не случайно то обстоятельство, что именно ученые, имевшие дело с конкретными явлениями сознания и жизни, а не творцы философской неосхоластики, в основном изобретавшие замысловатые термины для этих явлений, почувствовали и оценили актуальность проблем, поставленных Клагесом. Как не случаен и тот, характерный для либеральной цензуры, "заговор молчания", который сложился вокруг имени и творчества немецкого мыслителя уже после Второй мировой войны, "заговор", лишь изредка нарушаемый появлением объективных работ, таких, как книга Э.Фраухигера "По следам духа" [2], посвящённая сравнительному анализу идей Клагеса и Тейяр де Шардена (характерно, что и её автор - специалист-невролог, а не представитель школьной философии).

В чём же дело? Известный венгерский марксист Г.Лукач в своем обличительно-доносительском сочинении "Разрушение разума" [3] помещает Людвига Клагеса во главе списка представителей "предфашистской и фашистской философии жизни". По следам марксиста-диссидента пошли и его вполне ортодоксальные советские собратья; но вряд ли тем самым названа главная причина неприятия творчества Клагеса, тем более, что даже очень бдительный в вопросе об отношении того или иного философа к национал-социализму "Немецкий биографический словарь" не сообщает о Л.Клагесе никаких "компрометирующих" сведений на сей счёт. Поэтому попытаемся взглянуть на "феномен Клагеса" несколько глубже.

Согласно тоже достаточно внешней, не затрагивающей существа дела трактовке творчества Клагеса в современной западной философии, он был последовательным борцом с "логоцентризмом", со стремлением поместить разум не только в центр познавательной рефлексии, но и в онтологический центр мироздания. Но сама по себе такая позиция не является большим прегрешением с точки зрения современной западной философии, где с полной серьезностью обсуждаются идеи типа тех, которые развивает какой-нибудь Ж.Деррида, приравнивающий "логоцентризм"... к "фаллоцентризму". Значит, дело не в логомахии как таковой, но в чём-то ином, что побуждает современных законодателей философской моды поскорее списать творчество Л.Клагеса в архив - в отличие от таких, уже изрядно набивших оскомину логомахов, как А.Бергсон или "наш" Лев Шестов.

Людвиг Клагес не вписывается в эту компанию по другой причине. Подвергая резкой критике не только картезианский, но и платоновский интеллектуализм, выдвинув (много раньше М.Хайдеггера) тезис об особой ценности (и цельности) мировоззрения "досократиков", Клагес остается, тем не менее, метафизиком, сохраняет верность метафизической традиции европейской философии, и выражается это, прежде всего, в том, что для него дух и душа - это не "устаревшие" понятия, не продукты подлежащих преодолению "метафизических установок" спиритуализма и психологизма (как уверяют Э.Гуссерль, М.Хайдеггер и их бесчисленные эпигоны), но ключевые философские категории, которые указывают (в отличие от "трансцендентального эго", "экзистенции", "ничто" и прочего) на реальных участников мировой драмы. Дух и душа, сознание и жизнь - это не гомункулы, выращенные вагнерами философского модернизма, но понятия, имеющие свой корень в основных интуициях народного духа, и задача философа - дать правильное осмысление этих интуиций. Только с целью такого осмысления допустимо (и, порою, необходимо) вводить некоторые вспомогательные ("технические") понятия - типа применяемого Клагесом для характеристики актов сознания понятия "схватывания", которое, впрочем, не является чем-то принципиально новым по сравнению с категорией внимания (см. ниже).

Отвергая те или иные построения европейской метафизики, Л.Клагес никоим образом не разрушает её фундамента - вот причина, по которой он "не интересен" идеологам модернизма (и его мнимо "постмодернистской" метаморфозы), главная цель которых: заменить язык европейской метафизики неким "волапюком", на котором, собственно, нельзя не только ответить на вечные вопросы метафизики, но даже (и это главное!) поставить такие вопросы ("деструкция" этих вопросов и объявляется сегодня насущной задачей творцов "нового мышления" в философии - как будто тем же самым не занимались всевозможные карнапы, расселы и витгенштейны).

Настоящее место Л. Клагеса - на стороне европейской традиции, против европейского (а в сущности - антиевропейского) модернизма; именно это и почувствовали достаточно ясно те, кто решал - "быть или не быть" Клагесу в пантеоне философских божков XX века. Философия Клагеса - это имманентная критика европейского метафизического мышления, стремящаяся определить его настоящие корни и уберечь их от окончательного разрушения. Эти корни связаны для Клагеса, прежде всего, с понятием жизни и с понятием души. Клагес ясно почувствовал, что истерическая кампания против "натурализма" и "психологизма", начатая еще в прошлом веке марбургским "неокантианством", направлена именно против этих корней. Но совсем другой вопрос - сумел ли он правильно определить настоящий источник опасности.

Этот источник он связывал с понятием духа и сознания; и сразу подчеркнём: Клагес никоим образом не отрицал онтологическую реальность духа, и уже поэтому его философия не может быть использована теми, чьи усилия направлены на "отмысливание" этого коренного понятия индоевропейской и христианской метафизики. Опознав дух - именно дух, а не чистый разум, интеллект и прочее - в качестве "противника" души, он фактически утвердил его самостоятельный онтологический статус.

И одновременно создал для себя неразрешимую онтологическую проблему. Ведь всё мировоззрение Л.Клагеса принципиально восстает против дуализма сущего; жизнь не имеет вне себя ничего мёртвого - не случайно он возражает против концепции витализма, видящего в "архее" жизни нечто инородное механической природе вещества, хотя и способное как-то "регулировать" вещественные процессы.

А между тем, последовательно рассуждая, Клагес должен был бы прийти к понятию смерти как самостоятельного и независимого от жизни принципа - а отсюда один шаг к "религии смерти", в стиле совершенно чуждого Клагесу философского модернизма, то есть нигилизма. Противопоставляя дух душе, Клагес, фактически, абсолютизирует смерть в её противоположности жизни. На деле же дух как раз и является тем, что в самой жизни вполне и всецело преодолевает смерть.

И здесь самое время обратиться за помощью к русской философии, точнее, к тому её направлению, которое сумело органически соединить преемственность по отношению к европейской философской традиции с развитием самобытных начал русской мысли. И, прежде всего, я хотел бы обратить внимание читателя на поразительное совпадение некоторых идей Л.Клагеса с идеями одного из крупнейших (и потому наименее известных!) классиков русской философии Павла Александровича Бакунина (1820-1900), автора замечательного метафизического исследования "Основы веры и знания"(188б). Поясню на одном примере, что слово "совпадение" здесь просто напрашивается. Уже упомянутый Г.Лукач, в качестве примера "ультрареакционного" характера философии Клагеса, приводит... его концепцию времени, согласно которой (здесь Лукач цитирует самого Клагеса [4]) современное сознание "по-агасферовски соотносит настоящее с призраком некой удаленности, называемой будущим", тогда как действительное время является "потоком, направленным из будущего в прошлое".

Но абсолютно такое же понимание направления времени было высказано и Павлом Бакуниным: "всякое существование, удаляясь от будущего, от чувственности его смутной материи, переходит в духовную ясность своего вечного прошлого"; "будущее лежит не впереди, как это думается, а, напротив, - позади", и потому "обращаться за смыслом к самому будущему или к людям будущего есть великое недоразумение"; этот смысл хранится в прошлом, в силу чего "проходить, в своем действительном смысле, означает только приходить к самому себе" (курсив автора - Н.М.) [5]. Русский и немецкий философы ясно видели, что только на таком понимании времени и может быть основано подлинное историческое сознание, преодолен футуристический недуг нашего времени ("комплекс Агасфера", с его тоскливой устремленностью к ускользающему "горизонту"). И стоит посочувствовать Лукачу, знавшему о существовании только Михаила Бакунина (старшего брата Павла): ведь упущена прекрасная возможность записать в "предфашистскую философию жизни" ещё и русского мыслителя...

Понятие жизни - центральное в философии П.Бакунина; но именно здесь и начинается его принципиальное расхождение с немецким мыслителем, ибо понятие жизни для русского метафизика неотделимо от понятия духа. Существо дела заключается при этом в трактовке понятия сознания: для П.Бакунина сознание - это, прежде всего, не "отношение к другому" 1 , но именно самоотношение, или саморазумение; "жизнь есть полнота уверенности в себе самой и полнота достоверности своего бытия"; "есть только одна истина, истина саморазумения... всякий живущий несёт эту истину в себе самом" [6].

Заметим, что понятие сознания как "самоотношения" душевной жизни, как достоверности самобытия (а не инобытия) всегда было первичным в русской философии, в её подлинно метафизическом (и подлинно национальном) направлении. "Я утверждаю бытие внешнего мира только потому, что я утверждаю своё собственное бытие в этом мире" [7], - отмечал, в частности, В.И.Несмелов, подчеркивая примат "я" (хотя вовсе не обязательно моего "я") над любым "не-я", примат живой индивидуальной души над мёртвыми вещами. Первичное сознание есть именно переживание своей самобытности, изначальное единство сознания и жизни; только на почве этого единства возможен акт рефлексии, или "вторичного сознания", отделяющего себя от переживания - но никогда не способного осуществить такое отделение вполне, поскольку центр сознания принципиально совпадает с центром жизни, с душой человека.

Мы видим, что возможна концепция сознания принципиально иная, чем та, которая заставляет Людвига Клагеса признать сознающий и мыслящий дух "противником" души и жизни. Но важен и другой момент.

Как отмечает Павел Бакунин, "жизнь по существу своему есть внимание - внимание от себя к другому, и внимание же от другого к себе" [8]. Внимание - одна из основных гносеологических категорий русской метафизики, и выражает она именно существо жизни в её движении от себя к другому и в не менее фундаментальном акте возвращения к себе, к центру своей самобытности, тогда как Клагес как раз и не замечает этого акта, считая, что сознание как внимание только "уводит" живое от себя в область инобытия, то есть фактически в область мёртвого (точнее, такой "уводящий" характер внимания-схватывания как раз и конституирует мёртвое как мёртвое). Но и внимание "от себя к другому" составляет естественный акт живого существа, выражает его инстинктивное стремление соединить всё "другое' с собою, сделать всякое инобытие причастным самобытию - именно через сознание "другого" 2 .

В русской философии (у названных выше мыслителей, а также у Л.М.Лопатина, П.Е.Астафьсва, А.А.Козлова и др.) внимание рождается из переживания и ведёт к пониманию, существо которого составляет опознание внутреннего родства между моей и чужой душой, опознание духа как их общей основы (как отмечали древние, "подобное понимается подобным"), опознание "духовного сродства" всех человеческих душ. Но при этом сохраняется примат и первичность единичной души, которая не растворяется ни в мировой стихии жизни, ни в универсальном космосе духа, ибо, по словам П.Бакунина, человек "как это особое, единичное существо, есть в своей единичности особая, никаким образом не заменимая истина бытия" [9]. И только в свете этой основной аксиомы русской философии могут быть решены те метафизические проблемы, которые вообще допускают какое-либо решение.

Мне совсем не хотелось бы, чтобы у прочитавшего это послесловие сложилось впечатление, что русская философия даст готовые ответы на все вопросы. Не говоря уж о том, что на сегодняшний день русская метафизика заслонена от современного читателя массивом русского гностицизма в стиле Вл.Соловьёва и его последователей (с характерным для них непониманием сути земной человеческой жизни [10]), для нас совершенно необходимо творческое внимание к "другому", ко всему ценному в европейской (и не только европейской) философии - если только это внимание соединяется с актом "внимания от другого к себе". Наша самобытность только выиграет от творческого взаимодействия с чужой самобытностью; такое взаимодействие позволит лучше понять себя, набираясь опыта в понимании других.

Парадоксальным образом, в сегодняшней Европе точно также, как и в сегодняшней России, перед философией (и перед культурой вообще) стоит одна задача: отстоять самобытные духовные ценности, завещанные прошлым, перед натиском тех, кто "по-агасферовски соотносит настоящее с призраком некой удаленности, называемой будущим". В этом противостоянии мы найдем среди европейских мыслителей - отвергаемых и замалчиваемых идеологами "агасферизма" - немало союзников; только не следует забывать, что решает, в конечном счёте, не то, "против чего", а то, "за что" мы ведём духовную борьбу.

Примечания:

1. Здесь Клагес явно поддается ложной концепции сознания, которую, кстати, преодолел тот же мыслитель, который её выдвинул и отстаивал некоторое время - замечательный австрийский философ Франд Брентано (1838-1917); его ученик Э.Гуссерль, напротив, так и "застрял" в неверном понимании "ннтенциональности".

2. Ясно, что префикс "со"- (даже если понимать его по аналогии с латинским "cum", входящим, в архаической форме "con", в слово conscientia) указывает не на предмет (или содержание) знания, а на того, кто этим знанием обладает, то есть этот префикс соотносит знание с его обладателем. С таким пониманием согласуется и наличие префикса "bе-" в немецком Be-wupt-sein, буквально: бытие (sein) того, кто "снабжен" знанием (см. "Словарь словообразовательных элементов немецкого языка", М.1979, с.80). Заметим, что этимологическая "производность" слова "сознание" от слова "знание" менее всего означает онтологическую ироизводность сознания от знания; подобная философская наивность может почитаться высшей мудростью только в наше время, когда даже родной язык представляется в виде конструкции из мнимых "праэлементов".

[1]. "Die Wisscnschaft am Scheidewege.Festschrift Ludwig Klages zum 60. Geburtstag", herausgeb. von Hans Prinzhom, Verlag von J.A.Barth, Leipzig, 1932.

[2]. E.Prauchiger "Auf Spuren des Geistes",Veriag H.Huber,Bem,1974.

[3]. G.Lukacs "Die Zerstorung der Vcmunft",Aufbau Verlag.Berlin-Weimar, 1988.S.417 ff.

[4]. ibid.,S.419.

[5]. П.Бакунин "Основы веры и знания", СПб., 1886, с.345-351.

[6]. там же, с.40.

[7]. В.И.Несмелов, "Наука о человеке", т.1, Казань, 1898 г., с.138.

[8]. П.Бакунин, цит.соч., с.95.

[9]. там же.с.386.

[10]. связанные с этим непониманием проблемы затронуты мною в статье "Живое и мёртвое в русской философии" (см.сборник "К.Леонтьев, наш современник", Петербург, 1993,с.441-454).

Перепечатывается из сборника "Русское самосознание" -

 http://www.nationalism.org/russamos/02-06.htm


Далее читайте:

Николай Ильи (Н. Мальческий) - страница философа

 

 

 

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ



ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС