Валентин СОРОКИН
       > НА ГЛАВНУЮ > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ С >

ссылка на XPOHOC

Валентин СОРОКИН

2010 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


XPOHOC
ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ
ФОРУМ ХРОНОСА
НОВОСТИ ХРОНОСА
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
СЛАВЯНСТВО
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
АПСУАРА
РУССКОЕ ПОЛЕ
1937-й и другие годы

Валентин СОРОКИН

Макаки в полумраке

Они ненавидят нас

Впереди - былое...

Что счастие? Короткий миг и тесный,
Забвенье, сон и отдых от забот...
Очнёшься - вновь безумный, неизвестный
И за сердце хватающий полёт...
 
А. Блок

Материнский порог

Зачем кто-то желает вернуть черный гроб? Опять - дозапугать, опять - доуничтожать? Чем нам, сегодняшним отцам и дедам, учить и воспитывать в жизнь вступающих, чем? Только болью сердца. Только болью души. Только бессонницей пылающего разума:

У меня забот любых немало,
Только есть заветное мое -
Женщина любимая. Ты, мама,
Очень полюбила бы ее.
 
У нее глаза теплом лучатся.
То в них радость, то такая боль,
Мы с ней тоже видимся не часто,
Но, конечно, чаще, чем с тобой.
 
а тебя метелью, все метелью
Обдает. Но глаз не погасить.
Я к тебе на целую неделю...
И еще, родимая, надеюсь
Вместе с ней приехать погостить.

Эти стихи у Игоря Ляпина - короткая грустная повесть о на­шей замечательной действительности: ни отцу, ни матери, ни ему самому нет покоя, нет отдыха от того тяжелого и злого, прогрохотавшего над "эпохой", над крышей их родословной. Как еще дом-то не ослеп? Двадцатый век - сплошные похороны русских.

А. может быть, и ослеп, как ослепли миллионы и миллионы домов по безбрежной нищей России, поджидая из ночных кровавых туманов сыновей и дочерей, отцов и матерей, дедов и бабушек, пропавших в огненных бурях революций, бесконечных революций, клокочущих каждое десятилетие из Спасских ворот Кремля.

И за каждой Революцией - гигант: Ленин, Троцкий, Свердлов, Сталин, Калинин, Хрущев, Каганович, Киров, Куйбышев, Дзержин­ский, Булганин, Маленков, Суслов, Молотов, Косыгин, Микоян, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, - гиганты, пусть каж­дый на свой индивидуальный пошиб, но гиганты. Пресса наша, чу­жая, оголтелая в похвальбах, так их подавала да и подает, чу­жая, чужая, значит, и безответственная.

А стихи-то свободного и счастливого поэта, Игоря Ляпина, живущего в Москве, носящего партбилет в кармане, заведующего поэтической редакцией знаменитого издательства "Современник", похожи на стихи колымского узника, стихи Бориса Ручьева. Похо­жи страданием. Похожи осознанием беды - как бы родовой, как бы наследственной неправды, скованности, неминуемости, готовности к жертвованию, готовности принять что-то, что еще горюннее, еще непоправимее. Здесь нужна исключительная мера искренности...

Борис Ручьев пишет матери с Колымы:

В голодный час, напомнив о знакомом,
Манят меня к себе издалека -
Звезда полей над ветхим отчим домом
И матери печальная рука.
 
Прикрыв седины старым полушалком,
За двери дома тихо выйдет мать,
Последний хлеб отдаст она гадалкам
И обо мне попросит погадать.

И далее поэт свято обманывает мать: мол, "собираюсь к осе­ни приехать, из города невестку привести. Но промолчу о холо­де и ранах, о снежных ветрах, выстудивших грудь"...

Ляпин родился в 1941, а Ручьев в 1913, но горе - похоже, неуют общественного климата похож в стихах двух поэтов, разных по дарованию, разных по словарю, разных по возрасту. Борис Ручьев рисует колымскую жестокую погоду, а Игорь Ляпин современ­ный житейский ветер воли...

Жизнь такова. И мы таковы. Грустно. Обидно. Больно. И нет нам опорных упований, твердых надежд на завтрашнюю долю, силь­ную счастьем, красивую радостью, нет. Игорь Ляпин и говорит:

Там добрый ветер, там недобрый ветер,
То вдоль пути, то поперек пути.
Пока моя душа летит в конверте,
Со мною может все произойти.

Мальчик, Игорь Ляпин, бегал в контору отца, принимавшего холодных и голодных тружеников, рабочих израненной, измучен­ной войнами страны, кому - дай жилье, кому - дай прописку, кому - дай помощь, семью содержать не на что. Будущий поэт, мальчишка, строго всматривался в сухую и бедную перспективу возводящих корпуса заводов, открывающих новые шахты в Донбас­се. Но нести чужую боль по жизни не каждому дано...

Отец - отдает женщине, солдатке, собственные хлебные карточ­ки. Дома у него семья. Но ничего. Он - с ними. Честность - с ними. Образ отца поэт пронесет через годы и годы. Он, этот об­раз, сольется на "литературном небосклоне" с образом истинно­го человека, дорогого и надежного, правдивого, как отчий дом, как привычный огород, как щемящий запах летнего сена: ведь - и мы, и Россия в нем, в этом образе. Это - тропа судьбы:

Я добегал по ней до входа
В барак,
где с первых мирных лет
Был безусловный штаб завода –
Его партийный комитет.
Где в рамку пулевых царапин
Вписала твердая рука
Довольно крупно:
"И.С. Ляпин"
И ниже чуть:
"Парторг ЦК".

Быстро время бежит, быстро жизнь катится, и все – через пороги, все - через пороги. Бросаемся мы в этот поток. Плы­вем. Захлебываемся. Гневимся. Обрушиваемся с упреками на бе­реговых баловней. Позорим. Позоримся. Отрекаемся от того, что воспевали вчера. Беремся воспевать то, от чего, может случить­ся, откажемся завтра. Но взрослеющий на бедах поэт, не будет перемахивать о берега на берег. Мучаясь, страдая, он пройдет по стрежню, по стрежню, иссушая здоровье, но сохранит упрямую совесть, сохранит главное - свою долю понимания личной судьбы и судьбы народа. Лучше ошибиться, лучше покаяться, нежели ци­нично приспосабливаться, цинично поучать. Ещё подлее - предать...

Игорь Ляпин - поэт широкого вздоха, широкого поля, поэт, воспринимающий судьбу страны во многих ее трагических глуби­нах, во многих ее утратах и приобретениях:

Не ради ль нас,
корней своих земных,
Они навек
в сражениях кровавых.
За смертью их стоит
безумство храбрых,
Не черное безумие
живых.

Так поэт заключает раздумия о правоте и неправоте пережи­того им, страной, отцами и дедами... Поэма "Черный снег" - взгляд в прошлые трагедии.

А - ныне ситуация? Печать перестройки - печать Яковлева, Коротича, Беляева, Севрука и яковлевых, коротичей, беляевых, севруков. Где она? В цехе? На пашне? В лаборатории? Нет. Она - на демагогическом экране: рассуждает красиво о демократии, о плюрализме при пустых магазинах. Насытясь, обнаглеет...

Травоядный поэт - шутка, а не позор. Поэт, вникающий в шорохи трав, в серебряные звоны хлебов, в наплывающие голубые туманы, переливчатые дожди - счастливый поэт: с ним рядышком - природа. Но есть поэт - вареная трава: ничего нет в слове, ни цвета, ни запаха, ни росы. Пустота. Как правило, такие поэты - заносчивы, привередливы. Сухие и колючие. Кустарники.
Но Игорю Ляпину, страдальчески и устало припадающему к реч­ному взгорью, срывающему, до дрожи, голос, над бурьянными яма­ми, останками храмов, над кладбищами, затоптанными копытами, Ляпину, ищущему "твердь" - выдюжить в горе, травоядность не к лицу. Очень боль скорбящая. Горе большое. А горе нес кто? Лю­ди. Вот - рядовое перечисление их фамилий за 1939 год.

Музей борьбы против религии:
Заведующий:
+ Ю. Коган
Наиболее активные руководители союза:
+ Г. Эйльдерман       + В. Дорфман
+ Ф. Сайфи               + Ю.М. Вермель
+ А. Минкин                        + М. Альтщулер
+ Ральцевич              + К. Берковский
+ В. Козлинский      + М. Персиц
+ Ю. Ганф                 + С. Вольфаон
+ Клинич                  + Д.И. Зильберберг
+ М.М. Шейнман     + И. Гринберг
+ А. Шлитер

Проплюсованы -  разрушители храмов.  А Игорь Ляпин, русские поэт, кто? Лирик. Грешный и смешной кадр.
Однажды поэт Юрий Лопусов. администратор Дома СП России, зашёл в комнату ко мне и Михаилу Числову:
-Хотите на взяточника, Игорька Ляпина, глянуть?
-Как?
-А за ювелирный магазин, что занимает левый угол здания, ему в ме­сяц платят семьсот долларов!
-Брось, Юра, - возразил я, - он честный мужик!..
-Пошли за мной!
Лопусов, Числов и я шумно ввалились в кабинет Ляпина, над чем-то хо­хоча и перебивая друг друга остротами.
Игорь заволновался, засеменил между нами, начал курить и краснеть. А Лопусов, без паузы и подготовки, бряк:
-Ляпин, ты ведь берёшь взятки с магазина, берёшь, прямо говори!..

-Я? Да вы, ребята, да я, ребята, да я! -.. И руки на груди крестом сложил: частая поза или частый признак мелкого пакостника... Врёт и тут же Богом баррикадируется... Или - Лениным, вождём пролетариата... А Юрий Лопусов насел: - Если начнёшь юлить - позову того, кто давал тебе доллары, лучше не виляй, а нам, мужикам, признайся!..

- Ну, ребята, ну вы чего?! - И опять - крестом сложил рабочие руки металлурга, сын парторга ЦК КПСС. Бедный и жалкий стихотворец...

Ганичев, Поздняков, Ляпин. выдавая нам зарплату, деньги, получа­емые с арендаторов, предварительно распределяли их "на троих", а по­том - нам. И я не грущу и не сожалею. Мне лишь, с тех пор, неприятно и стыдно общаться с Игорем Ляпиным. И с тех пор мне ясно: Бондарева они валили злобой и клеветою вместе, "революционной тройкой" как бы.

После отсидки в тюрьме Позднякова Александра Петровича - его жена, Татьяна Набатникова, появилась на фото в газете "День" рядом с Ириной Хакамадой - спонсоры многотысячной литературной премии: Хакамада - ладно, но откуда у Набатниковой капиталы, а? Это - награбленное с нас и с нашего Дома Писательского. Да, творцы вдохновенные!..

Банкир Поздняков так завладел Ганичевым, Ляпиным и Домом, что на нас, челядь известную, научился покрикивать, пряча с Ганичевым и Ляпи­ным от нас огромные суммы, вытянутые ими из правительства или из аре­нды, но под благородной вывеской СП России. Даже брат Позднякова "пи­нал" наше самолюбие и право. Я возмутился и выдал ему такой громкой сдачи, что он скрылся, убежав по мраморной лестнице вниз.

Но, возвращаясь в семью с работы, я, поднявшись из метро "Универси­тет", в арке, перейдя улицу, схлопотал в грудь из проезжающего авто­мобиля крепкую резиновую пулю. Кровь брызнула на рубашку, но я даже и сообразить ничего не успел, услышав - как отрикошетила пуля от кирпи­чной стены. Принялся искать - не нашёл. Лето, жара. Жена попыталась вызвать врача, но я накричал на неё. Протёр одеколоном "царапину" и позвонил Числову. Толку мало - жаловаться. Замолчал.

В Доме СП России - уже стреляли киллеры в банкиров, а я, смешно и оповещать,- лирик, обобранный ельцинистами и гайдаровцами, я, жертва предателя СССР, Горбачёва, кому нужен? Вперёд - к коммунизму!.. За Ганичевым, я не удивлялся, как за всеми вождями ВЛКСМ, ползли по пятам слухи и легенды о воровстве и взятках, но о Лялине я не думал, а он, сын парторга ЦК КПСС, ещё грязнее жуликов комсомольских.

Расширенный секретариат СП России решил избавиться, заседая, выгнать Позднякова, проголосовали секретари, а Ляпин взвизгнул:

- А охрана?!..
- Какая охрана?..
- Его, она Дом охраняет!..

Замялись писатели, стушевались. Но никакой охраны и не нужно было, коли выгнать банкира решили. Ляпин - хитрый вор: применил психологический тормоз - задержал решение. И ещё более года они воровали.

А я сейчас вспоминаю: "Ляпин, на выход!".. Все, кто пришёл помочь мне с поэмой о Жукове, вправду поверили, мол, Ляпина срочно куда-то вызвали... Не вызвали. Договорился, струсив обсуждать поэму.

Ну кто из русских мог осмелиться - кинуться на спасение русских соборов? И как можно было спасти русскую музыку, русскую поэзию? Кто бы защитил священника, ученого, книгописца, русского, да еще в России? И что это, если не оккупация?.. А Минкин - жив. Он и сегодня выступает против русских, против России. Выступает - у нас. Выступает - по "забугорному" радио.

 

Они ненавидят нас

Черти горбами и хвостами похожи друг на друга. Апостолы мудростью и величием похожи друг на друга. И "праведные" де­ятели наши, Яковлев, Коротич, Беляев, Севрук, политической "евнуховностью" похожи друг на друга. Если есть кое-какие внеш­ние "разновидности", то - лишь внешние. Внутренне же все они - святейшие марксисты, цензоровавшие каждое русское слою на протяжении мутного и длинного застоя. Плотно сидя в креслах ЦК КПСС, они контролировали любое демократическое покашливание любого литератора, будь он в Москве или на Курилах.

Они, им так основательно мерещилось, - ЦК КПСС, Политбюро, партия, только - они и они!.. Как "тот" критик, "наместник" Бога, на встрече поэтов с читателями, проверял даты под "ре­лигиозными" стихами, они проверяли каждую строку, каздое про­изведение и оценивали: "русофильское или советское, ленинское или западное", они - как бы тоже "наместники" Бога, но Бога партийного. Бога - пятижды героя. Бога - Генсека, маршала, Бога - Леонида Ильича, их Бога.

Иногда они, в любви к истине и в подозрениях к нам, лите­раторам русским, смыкались с "тем" критиком и боролись с нами коллективно: вроде бы сам бог их постукал милицейской палкой по идеологическим затылкам и благословил тренировать нас и перетренировывать.

Поэт - слуга истины. Поэт неодолим у жестяного обелиска отца, обелиска пронзительной пролетарской совести, обелиска, который рано или поздно, но непременно заставит предателей рабочего класса отвечать за предательство, заставит. Только торгашам кажется: они ловкие, они уйди от возмездья, только торгашам кажется. Не ушли. Не уйдут. Великий Есенин заявлял сурово:

Ей, господи,
Царю мой!
Дьяволы на руках
Укачали землю.

Не горюй, поэт. Земля пробудится, не горюй. Поднимайся за призванием русского поэта - вперед и вперед, вперед и вперед! Пусть подергивал узкими академическими плечами на экране перед миллионами и миллионами сограждан Шаталин: мол, 500 дней дай­те ему - страна расцветет, а явь - жуликоватая часть страны, теневая орда страны расцветет. А страна - уже "расцвела", уже: дом - не купить, стол - не купить, сапоги - не купить, пальто - не купить, килограмм луку - не купить, цена кусается!

Иди, уважаемый Шаталин, по талону получи сахар, муку, папи­росы, иди, получи. Не хочешь? Некогда? Профессия думать требу­ет, ты ведь - теоретик перестройки? Это я - не к Шаталину об­ращаюсь. Это я - к солдатам, зарытым на площадях Варшавы, Пра­ги, Бухареста, Тираны, Будапешта, Софии, Берлина, обращаюсь. Пусть они услышат, как нам легко, как нам богато, как нам обильно сейчас при "главных конструкторах эпохи плюрализма и гласности", легко, "легче", нежели в эпоху застоя и пятизвезд­ного бровастого ленинца. Жульё настырнее сорняка плодится...

Клещи. С шеи снимешь, в душу вопьются. А из души не достать.

Поздняков и Ганичев, дабы я не встряхивал банк "Изумрудный", на коем они, свесив нити, ехали, грабя писателей, предложили мне автомо­биль. Я ответил: "У меня есть "Нива", честно заработанная!".. И под­робно проинформировал оргсекретаря Ляпина. Лялин, скрестив слесарские руки на груди, ответил: "Спасибо. Не сдавайся. Мы коммунисты!"..
Когда уже Позднякова посадили, Лопусов, принявший хозяйство СП Ро­ссии, показал мне документ - дар жены Позднякова Татьяны Набатниковой Ляпину, автомобиль "жигули"... Да, плачущий большевик. Ляпин предал Евгения Чернова, замечательного прозаика, Людмилу Плужиикову, секрет­аря канцелярии, предал Ванцетти Чукреева, они, не распознав его, защи­щали его. Людмила Трофимовна, известная каждому литератору в России, не выдержала предательства Ляпина, умерла. Их уволили - много знали...
В минуту гнева я упрекнул Ляпина:
- Ты предал Бондарева. Ты предал Чернова. Ты предал Люсю. Ты предал Проскурина. Ты предал людей, отдавших годы и годы жизни СП России, ты разве не понимаешь собственной подлости? Ляпин парировал: - Я был и буду в русской литературе, а ты ноль, никто!"
Но я и не соревнуюсь, я обычный русский поэт, я лишь ненавижу воров и мерзавцев, держащих крестом руки на груди, ненавижу христопродавцев, в какой бы "осиянный лик" они ни прятались... Это всё - мелочи. Есть христопродавцы - Горбачёвы и Ельцины, разрушившие и разворовавшие нашу великую Родину, наш СССР!.. А Ляпин - воробей, ловящий мух.
Игорь Ляпин большой поэт. Он пишет: отец его, парторг ЦК КПСС, подарил продуктовые послевоенные карточки, а мать ему, мол, чем теперь мы пообедаем? Горе. И тема - трогательная. Но успокоясь, я верю: нет, ни один парторг ЦК КПСС не умер с голоду ни во время войны с Гитлером. ни в мирное сталинское строительство страны, ни один. хотя, может быть опухшие и попадались в проходных будках рабочему классу...
Трудно быть в России - сразу поэтом и сыном парторга. Трудно в России нечестному искренне вдохновляться: впереди - кара Христова. Но коммуничты трясутся перед ЦК, а Бога игнорируют, мечтатели.
Хоронили мы родную Людмилу Трофимовну, Люсю, седую и красивую, всем союзом писательским. У гроба её ко мне, а я стоял рядом с Юрием Лопусовым, подошёл муж Людмилы: - Вы Валентин Сорокин? Люся очень просила поблагодарить вас и Лопусова за поддержку её в трудные дни. Она унеслаобиду на Ляпина и на Ганичева. Но даже Позднякова она меньше ненавидела, чем Ляпина, даже афериста Ганичева она не ненавидела так жутко, как ненавидела она Ляпина! -.. Да, мёртвых не опровергнуть.
Я не считаю Игоря Ляпина крупным мошенником. Мелкий и несчастный тип. Сломленный, скомканный и оставленный вдохновением: вдохновение - свет Христа, оно покидает мутные души и миры... Всмотритесь в лицо Иг­оря Ляпина - горе в нём, холуйство в нём, страх в нём и одинокость. И нет у меня на Ляпина обид. Я и Лопусов жалеем Игоря. Да и Числов, как мы с Лопусовым, не требует от Ляпина порядочности и света. Свет озаря­ет очи тому, кто не закрывает их при виде негодяя...
Ляпин в квартирном пожаре потерял жену, дочь бывшего второго секретаря Союза Писателей СССР, Ляпин, слава Богу, выздоравливает, перенеся удар судьбы, и пусть тропа жизни его ведёт в храм. Мы все там должны найти своё место и свое утоление. Жаль Союз Писателей России - прорабы перестройки уничтожили его реформами, предательствами, ограблениями, руками, скрещенными на груди, руками негодяев и христопродавцев.
Но о Союзе ли Писателей рыдать, когда страна разрушена, когда рубе­жи государства обрезаются бандитами, когда русская обелисковая земля распродаётся хапугам и преступникам, убийцам и врагам?! Мы - пленённые палестинцы. Да, да, мы - русские палестинцы! Не каждый русский способ­ен выдержать, выстоять, сберечь собственное достоинство.
Сказал Сергей Есенин:
 
Все успокоились, все там будем,
Как в этой жизни радей не радей, -
Вот почему так тянусь я к людям,
Вот почему так люблю людей.
 
Поэт – пророк, воин своего поколения, искусство, творимое его погодками, не миновало поэта. Отрока, такая индивидуальная струна стихосложения, "застряла" в сердце Игоря Ляпина с "точ­ными" и "неточными" рифмами, полурифмами, ассонансами, неориф­мами, "первосложными" одинаковыми ударными и "разлетающимися" в разные стороны безударными окончаниями:
 
Побуянил - и утих,
Не дождавшись праздника.
На поминках на твоих
Вместо водки - патока.
 
Или:
 
И они тебе - музей,
Так что дом тюй вспучился.
Не средь этих ли друзей
Ты метался-мучился.
 
Смотрите "праздника - патока", где мода отдана принципу . рифмовки шестидесятых годов, и вторую строфу, где принцип риф­мовки - традиция, обновляемая мыслью, темой и чувством. А сти­хотворение "Высоцкому" решено глубоко, новаторски, интересно.
 
Слово.
Богородица.
        Россия.
 
Можно советовать Игорю Ляпину построже проследить за плот­ностью "звука" рифм, побеспокоиться о "расцветке" слова, пла­стичности и многозначности фразы, модно даже кое-что не при­нять в творчестве поэта, отвергнуть. Можно. Но нельзя не об­наружить в Игоре Ляпине давно сформировавшегося оригинального крепкого национального поэта. Сохраниться ли?..
Он - открыт. Весь - в своем времени. Радостно или тяжко ему, одиноко или прилюдно, поэт живет, горит, работает.
На упрёки, мол, ты романтик, так восторженно захваливаешь собратьев, так награждаешь их генеральскими званиями в литературе, а иные из них - ефрейтора, да ещё, мол, лакействующие, лебезящие, лгущие и предавшие, я отвечаю: я их вижу хорошими, родными, сильными, я желаю им стойкости, красоты и справедливости!..
Но сам я достоин ли собственник пожеланий? Вот и Ляпина Игоря я не причисляю к мученикам русским, нет, он способен внезапно забы­ть об истине, способен оскорбить дружбу, даже способен променять ее на выгоду. Но - русский же, русский же человек: куда он спрячет лицо и душу? Хитри, ловчи, а отвечать перед собою - неизбежность,
Собрались мы, помню, обсуждать мою запрещённую поэму о Г.К. Жуко­ве "Бессмертный маршал" - Ляпина, на всякий случай, тут же вызвали на выход, значит, струсил - договорился... Обсуждаем воровство банкиров в СП России - Ляпин одной нечестной фразой спасает, вводит секретариат в заблуждение: директор банка Поздяков отмыт, а после им же, Ляпиным же, расчётливо охаян. Выгодно - и заложил...
Опираясь на "податливость" Ляпина, вороватые вожаки комсомола нас рассорили с Юрием Бондаревым, Арсением Ларионовым, Анатолием Жуковым, Борисом Шереметьевым, "не нашли" контакта с Владимиром Гусевым, Сергеем Есиным, Валентином Сидоровым, Петром Проскуриным, не "не нашли", а подпортили. Тяжело ведь и стыдно русским воевать с русскими? Лялин вверг в беду руководителя издательства "Детская литература" Александра Виноградова, несколько раз меня заложил.
Но Игорь Лялин с сыновьями штурмовал мэрию Москвы в октябре 1993 года. Ляпин ночевал в Доме Советов. Ляпин - гражданин СССР!..
Я не мажу грязью Ляпина и не причисляю себя к святым. О, нам, русским поэтам, за каждый "извив" - плата: слово мстит нам - исче­зает лиризм, проникновение, незащищенность, речь деревенеет...
Безусловно, та я, ни Ляпин не собираемся подражать герою моей баллады, осыпанному знаками отличия за халтурную беспринципность. А с Ляпиным, Ларионовым, Шереметьевым даже глухонемые пободаются.

 

Мой депутат [1]

Вот мчится тройка почтовая...
I
Привезли депутата,
Так одет он богато:
 
Беломехая шапка,
Волчья шуба.
И папка
 
На застежках-шнурочках,
Серебристых цепочках.
 
А перчатки ласкучи.
А ботинки сверкучи.
 
Запонки на рубашке
И на брюках подтяжки.
 
Галстук в золото краплен.
Привезли -
не ограблен,
 
Не побит по дороге,
Кони, струны - не ноги!
 
Привезли-то на тройке
Для речей и попойки.
 
В зал набили народу,
Мухе нету проходу.
 
Все на слово бедовы,
Инвалиды и вдовы.
 
2
Депутат - литератор
И герой, и оратор,
 
И старатель, и пахарь,
И лесничий, и знахарь,
 
И взрывник, и наводчик,
И связист-перемотчик,
 
Академик, художник,
Космонавт и безбожник,
 
Театрал и газетчик,
Член бюро и разведчик.
 
Самый честный, как Пушкин,
Только звень-побрякушки
 
Подсчитать невозможно,
Слишком густо и сложно:
 
Первый ряд - звездоносный,
Соцтруда...
Безвопросный.
 
Две, горят, золотые,
Как в ушах у Батыя.
 
Ряд другой – орденами
 Убран,
столько делами
 
Не заробишь, роману
Даже не по карману.
 
Третий - мило, искристо,
Брызжет, словно мониста,
 
Ряд медалей, а дальше
 Знаки тоже без фальши:
 
Ветерана, чекиста,
Слева, парашютиста,
 
Справа, лауреата,
Восемь штук, многовато!
 
Сверху - символ Вьетнама,
Снизу - кубок "Динамо".
 
Юбилейных, железно,
 Плюсовать бесполезно:
 
Ясно каждому в клубе,-
Меньше листьев на дубе,
 
Чем регалий на важном
На слуге на отважном.
 
И осанка, и норов.
Жуков?
Выше,
Суворов!
 
3
 
По-казакски глазами
Аж стреляет,
усами
 
Зал щекочет, и руку
Тянет вдаль, про науку
 
Шпарит и про идею,
Волю дай берендею -
 
До утра пробормочет,
А чего от нас хочет?
 
"Англичане, корейцы,
 Португальцы, индейцы,
 
Мексиканцы, австрийцы,
Немцы, но не арийцы,
 
Не фашисты - другие,
 Очень уж дорогие.
 
Турки, шведы, иранцы,
Киприоты, испанцы,
 
И Тайвань, и Суматра!'..
И указки, и карта.
 
Пылом в массы повытек,
Настоящий политик.
 
Обозрели планету,
Солнце клонит к обеду.
 
Время рюмочку тяпнуть,
Лишне дабы не ляпнуть.
 
И, пока заливает,
Запад
сплошь изнывает,
 
Без марксизма страдает,
В кандалах пропадает.
 
Голодает без хлеба,
Через форточку небо
 
Видит,
грозы планеты!..
Дед, осмысливши это,
 
Просигнул мимо сцены
В закуток Авиценны:
 
"Киросину не купишь,
 Вместо маслица кукишь,
 
Вместо мяса доклады,
Жить,
товарищ, не рады,
 
Помоги-ка , голубчик,
Ты вожак, а не субчик,
 
Хоть пашу я и сею, -
Обижают Рассею!
 
На чужую болячку
Тычем, а в раскорячку
 
Сами движемся.
Верно?"..
Классик сжался манерно.
 
4
 
Секретарша вскипела:
"Дед, затеял ты дело,
 
Дед, мели, да не с дуру,
Дернут
в прокуратуру,
 
Или хуже, к соседу
МВД на беседу,
 
Подкулачник проклятый,
Черт немытый, рогатый,
 
Отсидел за Иркутском,
Рыл окопы под Курском,
 
Сорок лет при колхозе,
Нос и уши в навозе!
 
Человек поступился
Вдохновеньем,
явился
 
На собрание к людям.
Дед, тебя мы обсудим
 
В профцехкоме публично,
Стыдно, дед, неприлично,
 
Убирайся, побрейся
И на печке погрейся,
 
Отлежись, откукожься,
Впредь
уже не сорвешься!
 
         5
 
Депутату угодно
Тройку.
Быстро и модно.
 
Ветер гривы полощет.
Долы,
холмики,
рощи.
 
Стонут легкой пургою
Бубенцы под дугою.
 
Вон березник, вон ельник,
Завтра день - понедельник,
 
Депутату по горло
Сто вопросов подпёрло.
 
По бокам-то не книжки,
А слепые домишки,
 
Из потемкинских сказок.
Ни детей, ни салазок,
 
Ворота разорены,
Ни коня, ни бурены.
 
Тройка жаркая мчится,
Снег жемчужный искрится.
 
Волчья шуба крылато
Обняла депутата.
 
Перемогём взаимные ошибки и зашагаем вперёд, пусть не обнимаясь, но зато не целясь в собственные сердца чеченскими пистолетами засекреченного производства... За поэтами наблюдает Христос.

 

Впереди - былое

Мы живы познанием и начитанностью. Ведь распахни-рубашность долго не "продержит" творчество, но творчество не может держаться долго и на  "пыльном книжном короеде", не может. Игорь Ляпин, получив смолоду хорошую трудовую подготовку, получил еще и цекакашное образование: за плечами - Литературный институт, партакадемия. Депутат из него получился бы классический.
Поэт стоит прочно на земле. Поэт помнит: без родной земли - нет настоящей песни, нет настоящего не только крестьянина, но и гражданина, города настоящего нет.
Есть в поэте редкое в наше время "пульсирование" народности, оберегаемой честной натурой независимости, естественнос­ти, раскованности, той необходимой для стихов порядочности:
 
Я сто несчастий в жизни отведу,
Прикрою от печали и кручины,
Но где бессильны сильные мужчины, -
Останови, любимая, беду.
 
Или:
 
Она умеет принимать
Жизнь благодарными глазами,
И в удивленье замирать.
И разговаривать с ветрами.
 
Или:
 
Явен дух исповедальный,
Дух сомнений и тревог.
А давно ли, беспечальный,
Луч закатный, свет прощальный
Я в упор не видеть мог?
 
Или:
 
Дали синие сквозные,
Только ветра свищет плеть.
И, не впавшему в унынье,
Мне в глаза твои отныне
С большей неясностью смотреть.
 
Поэт, разговаривающий с любимой, разговаривающий с матерью, сестрою, с родною деревней, землею родною, верующе виноват, молитвенно покаянен: он -  перед богом совести, перед Богом жизни. Это и есть некрасовско-твардовское беспокойство, своя и чужая человечность, укладность, застенчивость» твоя и тво­его народа - несуетность, ответственность.
В стихах и поэмах Ляпина нет "порицаний" в адрес святых, нет и серьезных претензий к Господу, а есть нормальное "обвык­шее" российское поведение человека. Теперь ведь мода - падать перед Богом. И вправду: вчерашние хряки-весельчаки, забутыльники клубной шумихи, вдруг хлопают по плечу Бога, ну, что, мол, кореш, хватит, я покуролесил, а теперь, видишь, бороду отпустил, в церковь забегаю, со сцены призываю мирян молить­ся... Приседают и вскакивают - пока не провалятся в яму...
Да, они, "отпустившие бороды", с Богом разговаривают, как с новым лауреатом, очередным, о котором они недавно "писали", и теперь хлюпают его по плечу, мол, Вася, всё мы видим, всё, Васек, понимаем. Вот - грешники! Коты молочные...
Не о таких, не о них, бутербродно икающих около Бога, а о тех, кто гоним и мучим своей заботой, как великой заботой Бо­га, Игорь Ляпин скажет:
 
Поэты родины моей,
Какие судьбы роковые,
Какие души золотые,
Какая искренность очей!
 
Ганичев занял половину Дома Писателей России под личную редакцию "Роман-журнала XXI век" и под различные фирмы и конторы своих друзей, неслыханных проходимцев и жуликов, бывших лидеров комсомола, ни копе­йки не платящих СП России за аренду. А могли бы мы организовать малую гостиницу для приезжих литераторов. Могли бы на плату за аренду кое-кого издавать. Могли бы чуток помогать кое-кому, получая деньги.
Но Ганичев ограбил и перепрофилировал СП России: то Черномырдин кинет ему в карман, то Аксёненко бросит большую и жирную кость, то Бородин повеет перед его лицом долларами, в общем - грабители и убийцы России в почёте у Председателя Правления СП России. Нет атмосферы, до­стойной писательского труда и писательского разума. ВДКСМ. И, Ляпин - на подхвате у Ганичева. Мне всегда стыдно холуя видеть. Неуютно.
А в ком искать защиты? Русского лица ни в правительстве, ни в Крем­ле, ни в газете, ни на экране почти не встречаешь. Телевидение полно­стью у евреев: похожесть диктора и комментаторов, похожесть этих веду­щих, ненависть их к русскому человеку, картавость их несусветная - тр­агедия России. Я не имею в мыслях народ еврейский, народ - народ, на­род еврейский не хуже любого другого, но вырвавшиеся на экраны страны жидовствующие экстремисты, поражают своей наглостью и глупостью.
Сами картавят. Артисты картавят. Политики картавят. Министры карт­авят. Куклы картавят. Мышки картавят. И даже петух, кукарекая, картавит: "Хагашо!", "Хагашо!", "Хагашо!".. И орёт, дурак, позоря честный и вер­ный еврейский рабочий класс и еврейское крестьянство, не говоря о ев­рейской трудовой интеллигенции!.. Путин - не антисемит. Иванов - не полководец. Патрушев - не гэбэшник. Развернётся петух - перья полетят от вожаков русского народа, а петух вновь закартавит: "Хаг-г-а-а-шо!"..
 
Спокойной ночи!
Всем вам спокойной ночи!
Отзвенела по траве сумерек зари коса...
Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну  ......
 
Поэт имеет право на ошибки житейские - в людях, в творчестве, в судьбе, но эти ошибки не есть - нравственное или духовное искривление его уклада человеческого, эти ошибки - поиски, зовы призвания, они и не дают покоя душе, поскольку являются, скорее, не ошибками, а колкими укорами совести, шлифующей поэта, защитника национальных заповедей.
И я давлю на Ляпина:
-Люся прокляла тебя!..
-Плевал я на Люсю!..
-Зачем ты спутался с Поздняковым и Ганичевым, ворьём наглым?..
- Ты завидуешь?.. Ты завидуешь подарку, мне, им, всем!..
Я опешил. Пригляделся: серьёзно он утверждает. Значит, серьёзно взят ворьём в лакеи - трепетать, открывать и закрывать двери, недоносок?
Юрий Лопусов перестал с ним общаться, а я с тех пор вижу Ляпина - как через сито, через марлевую занавеску. И знаю - примитивно циничен трусливо жаден, глубоко несчастен и банально изворотлив Игорёк наш, славный и революционно непогрешимый. Коммунист. Сын парторга ЦК КПСС.
 
Я беспечный парень. Ничего не надо.
Только б слушать песни – сердцем подпевать.
Только бы струилась лёгкая прохлада.
Только б не сгибалась молодая стать.
 
Ах, Есенин, Есенин!.. Ты, Есенин, разве не ошибался? Но твои ош­ибки - улыбка ребёнка. Твои ошибки - страдание пророка, И суровость твоя - поступь Христова. Да, лицемерие и поэт - вечные враги. Христос иуд продажных карает - с небес громовых, а поэт - на земле трясёт их.
 
Знаете ли вы,
Что по черни ныряет весть.
Как по гребням волн лодка с парусом низким?
По-звериному любит мужик наш на корточки сесть
И сосать эту весть, как коровьи большие сиськи.
 
Ляпин, на выход!.. К Лопусову, а не ко мне. Обвиняет он, а не я. К нему и торопись. На выход, поэт, на выход.
Почему же нас, поэтов, прошедших через армейские казармы и через заводские железные ворота, тянет к земле и к земле: к борозде, к жнивью, к стогу, к омуту, к цветку? Почему лунный лик, едва ли не наравне с ликом Иисуса Христа обожествлён, осказочен и воспет?
Природа вечна, а всё, что построил на земле человек, преходяще, и сам человек - не выше стебля в бескрайних просторах природы:
 
О, пашни, пашни, пашни,
Коломенская грусть,
На сердце день вчерашний,
А в сердце светит Русь.
 
Есенин застал золотоглавую Коломну - величавую, гудящую звонами колоколов аж до космических далей!.. А мы уже - перед разрушенной Коломной, перед полууничтоженной красотой стоим. Но вечная и вещая природа, а в ней бессмертный дух русский, Россия бессмертная, поможет нам возродить небесное сияние куполов и крестов зовущих. Александр Пушкин, ропща, оправдывает разлуку:
 
Для берегов отчизны дальней
Ты покидала край чужой;
В час незабвенный, в час печальный
Я долго плакал пред тобой.
Мои хладеющие руки
Тебя старались удержать;
Томленья страшного разлуки
Мой стон молил не прерывать.
 
Ну, как же у нас, действующих ныне русских поэтов, Россию ото­брать? Её и нас можно унизить и осмеять с экрана телевизора, со сце­ны, с полотна продажного кистемаза, но Россия - в нас, в природе, в суровом и неодолимом образе Бога, раскинувшего над нашим русским народом багрянозорние щиты спасения.
Высшая молитва души - верность России. Такую молитву не пресечь. А Ляпин «зарубил» в «Современнике» поэтическую книгу Михаила Шутова «Ветры дорог», а вскоре свою выпустил под названием «Ветры дорог». Ну?
Откуда внедрились в Ляпина жульничество и холуйство, цинизм и тяга к начальствованию? Смотришь ему в лицо - рабочее, скудноватое, а сум­мируешь поступки - деляга и слепец. На празднике "Белых журавлей" в Дагестане надоедливо объявляли: "Первый заместитель Председателя Пра­вления Союза Писателей России Ляпин!".. А какой он первый заместитель, если в группе с нами выступает Сопредседатель СП России Пётр Проскурин, выдающийся писатель России? Совесть и скромность миновали Ляпина, по­эта неровного и не всегда психологически достоверного.
Иногда его жалко. Необузданная ложь - пасовать перед вышестоящими, притираться к ним и изображать из себя фигуру. Клятвы его доморощенные и участительные, скрестив ладошки, раздражают меня и пристыжают: как человек, пишущий стихи, издёргался!.. Себе и окружающим не верит.
Наблюдая ляпинские искажения самого себя, я понял: боится он собс­твенных ощущений бесталанности и собственных неспособностей встречать жизнь и её капризы и диктаторства, не хитря, не выгадывая, не надувая и не опровергая идущего впереди. Вчитаешься - и стихи его таковы: вот - истина, вот - образ, вот - страдание, а вникнешь - холодная страсть расчётливого человека, стонущего ради того, что он, данный человек, пытается взволновать нас и убедить в подлинности душевного напряжения в сей момент, пытается, но сомневается: подсознательно как бы самому себе опять напоминает о невозможности загореться искренностью...
Отсюда и рифмовка, современная некулёмость, заимствованная у очень знаменитых эстрадников, не очень глубоко улавливающих национальную мелодию строки и стиха. Повязывает галстук по моде, а не по вкусу. Я много раз отмечал и отмечаю: слово - совершенное и мудрейшее существо, оно, равное молитве, не идёт на компромиссы с тем, кто, произнося его» изымает из него свет истины, заменяет храмовый свет слова на личные извивы нрава и разных надобностей, слово тускнеет, слово отчуждается от произносящего. И произносящий - гол и одинок. Осыпался.
Я не сужу Ляпина. Повторяю: я жалею Ляпина. Чем-то смещён с центра человек в нём. Чем-то разбавлена нехорошим его любовь и правота.
Помню, в общежитии Литературного института меня, слушателя Высших Литературных курсов, ловил студент Николай Котенко: - Валь, я тебе должен два рубля, два рубля, ну возьми, возьми! -..
Владимир Маяковский:
 
И кроме
   свежевымытой сорочки,
Скажу по совести,
     мне ничего не надо!..
 
Ну, "Жигули" принял Игорь Ляпин - дар от Татьяны Набатниковой, жены банкира, обокравшего Союз писателей России, Господи, какая это мелочь!.. Чубайс весь народ обокрал и унизил, подлее, чем унижали нас фрицы, вваливаясь в дом с автоматами и губною гармошкою!.. А Таня Набатникова хуже Хакамады, ну? Аксененко "Волгу" Ганичеву подарил, ну?
Ну, сбежал будущий чистоплюй, Игорь Ляпин, с обсуждения моей честной поэмы о маршале Жукове?.. Неужели воспитанникам ЦК КПСС необходимо впрягаться в ярмо защиты справедливости? ЦК - ЦК, не мелочись!..
Ляпин - сын парторга ЦК. Ляпин - металлург. Ляпин - главный редактор "Детгиза". Ляпин - боевой и проникновенный поэт русский: зачем нагромождать на него несправедливые укоры? Ну, подмогнул банкиру, ну, тот задержался в Доме писательском на грабеже, ну, чуток еще поворовал и арестовали, а далее? Далее -Ляпин был поэтом, Ляпин есть поэт, Ляпин останется поэтом! Поэт - выше мелочей!.. Поэт - судия!..
Сергей Есенин:
 
Россия... Царщина...
Тоска...
И снисходительность дворянства.
Ну что ж!
Так принимай, Москва,
Отчаянное хулиганство.
 
Все мы - фулиганы. Даже Хакамада - фулиганка: премии раздаёть и раздаёть русским патриотам, а Набатникова ей помагаить!..
А кто сегодня не ворует? Бомжи, спившиеся и потерявшие всё, всё, что им помогало устоять на «площадке порядочности», всё, что их оздоравливало и облагораживало, и те воруют, и те взятки берут: ну, крошкою помидора, ну, окурком, ну, повезет вдруг, хлебок водки.
Ляпин не жадный, а щедрый человек: другой бы не принял занюханные тараканьи «жигули», а Игорек не задрал носа вверх, «Жигули», так «жигули», пригодятся. Приспичило - продал. И - хорошо заплатили...
И поэт Игорь Ляпин упорный: не предал советской власти, не променял ленинскую идею на горбачёвщину и на бражную дурь Ельцина, и с Валерием Николаевичем Ганичевым шустро общий интерес к справедливости и вдохновению нашел. Сын комиссара, подарившего хлебные карточки осиротелой многодетной вдове, а сам комиссар, отец поэта Игоря Ляпина, чуть, после собственного бессмертного подвига, не умер, голодая на заводе и дома, в кухне... Да, парторг - не олигарх. Вожаки комсомола и партии гибнут от недоедания.
Но когда бы железнодорожный министр Аксёненко подарил Ганичеву не «волгу», а паровоз «ФД», значит, «Феликс Дзержинский», или паровоз «ИС», значит, «Иосиф Сталин», тогда бы и Ляпину перепали не «Жигули» сморчковые, а, допустим, «Тойота», экая преподобная легковушка японская, самураи тоже могут нашухарить в Европе новациями: машинка - закачаешься и за руль тебя потянет сесть, как за дармовый балык.
Ляпин, Ляпин, да Ляпин - мы, нищета русская! А вот, к примеру, Вольский, богатей, олигарх, еще будучи на отделе ЦК КПСС, доченьке Михал Сергеича Горбачева, генсека и президента СССР, автомобильчик презентовал и, кажется, «Жигули», а Ляпин лишь сын парторга ЦК КПСС, чего ему выдрючиваться, дают «Жигули» - хватай и не вороти морду.
 
Ой ты, синяя сирень,
Голубой палисад!
На родимой стороне
Никто жить не рад.
 
Ах, Есенин, Есенин, неужели это - про меня и про Игоря Ляпина?..
Голос Бога - голос поэта, он, этот голос, в крови его да и в таланте его, а значит - в творчестве, в судьбе:
 
Россия, милая, доколь
Ты будешь почвой благодатной
Для своры, хищной и развратной,
Смакующей твою же боль?!
 
Нет, голос Игоря Ляпина, голос русского поэта, слышан далеко: где-то кишлак назван именем Ляпина, а в центре России - ничего, ждущей заботы о домах полусгнивших, с наивною надеждою накрененных для счастья... Но поэт - совесть, а слово - молитва, а с молитвой хитрить - грех. Бога не проведешь двуликостью... Хотя олигархи Россию ограбили – и ничего, здравствуют.
Я добродушно говорю о Ляпине, с преувеличенной восторженностью говорю. Но творчество поэта - истина, боль поэта. А судьба - его же страдание, тропа, уводящая в скалы и в скалы, тропа, осыпанная не росою, а каплями пота и крови идущего прорицать и молвить. Лукавым автомобилистам призвание мстит: пробуксовывает. Мстит лукавым, а мои герои – наивные дети. Храни их Бог.
Легко быть пафосно-гражданским. Сложнее - правильно-русским. Трагично - слышать и казниться, упорствовать и врачевать, но это уже - звездная доля посланников Бога. А Владимир Луговской и мертвый восклицает, требуя:
 
Попробуй образом закрыть полмира,
Простым, как смерть, и пожалеть людей
Высоким хриплым голосом пророка.
Не можешь?
Нет?
Тогда тихонько спи!
 
1990 - 2001

Примечания

[1] Баллада написана в 1984 г.

Макаки в полумраке

Валентин Сорокин. Макаки в полумраке. Очерки. Публицистика. – 496 стр. М., 2010


Далее читайте:

Валентин Сорокин (авторская страница).

 

 

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ



ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС