Перовская Софья Львовна
       > НА ГЛАВНУЮ > БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ > УКАЗАТЕЛЬ П >

ссылка на XPOHOC

Перовская Софья Львовна

1853 - 1881

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ


XPOHOC
ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ
ФОРУМ ХРОНОСА
НОВОСТИ ХРОНОСА
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
СЛАВЯНСТВО
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
АПСУАРА
РУССКОЕ ПОЛЕ
1937-й и другие годы

Софья Львовна Перовская

С. Иванова о Перовской:

"Чувство долга было развито в Перовской очень сильно, но она никогда не была педанткой; напротив, в свободное время она очень любила поболтать, а хохотала она так звонко и заразительно, по детски, что всем окружавшим ее становилось весело. Общительность ее была так велика, что она всегда ухитрялась повидаться с товарищами не смотря на массу дел. Надо сказать, что Софья Львовна предпочитала общество женщин, говоря, что с ними она чувствует себя проще. Впрочем, она не смотрела на эти свидания как только на препровождение времени, и высказывала не раз, что, по ее мнению, всем нам необходимо сходиться хоть изредка для обмена мыслей по поводу текущих дел, -иначе мы сделаемся слишком большими специалистами. Она знала, что многие из нас тяготятся той замкнутой жизнью, которую они вынуждены вести в силу взятых на себя обязательств. Товарищеские чувства были в ней сильно развиты, и она была всегда внимательна к своим ближним. Партийные собрания, которые устраивались изредка, мало удовлетворяли ее в этом смысле: во первых они, в силу конспиративных соображений, не могли повторяться часто, а во вторых, они имели слишком деловой характер. Она была большая мастерица придумывать способы повидаться с друзьями на нейтральной почве. Например, я несколько раз получала в ту зиму от нее через кого-нибудь из знакомых билет в театр и, приходя туда, я находила Перовскую и еще кого-нибудь из наших общих друзей. В антрактах мы успевали наговориться досыта и, в конце концов, все оставались довольны. Правда, на нас ворчал за это Александр Дмитриевич Михайлов, который считал такие наши поступки очень легкомысленными, ибо все мы были нелегальными людьми и рисковали быть узнанными кем либо из полицейских или жандармов, но уважение его к Софье Львовне было так велико, что он ей не противоречил даже в тех случаях, если приглашение посылалось именно через него. Ко мне Михайлов был неумолимо строг, потому что я в это время была хозяйкой типографии, за которую он вечно боялся. «Дяденька», как звали мы его, так следил за моими выходами «в свет», что я могла бы серьезно сердиться, если бы не знала, что к себе он относится еще строже, чем к другим. Мы смеясь говорили, что душа «дяденьки» только тогда бывает спокойна, когда все наши типографщики сидели дома; иначе ему представлялось, что нас могут выследить шпионы, и тогда пропало столь дорогое учреждение. Зная, что я иногда терплю притеснения от Александра Дмитриевича, Софья Львовна устраивала мне выходы и назначала свидания у кого-нибудь из знакомых. В таких случаях я иногда приносила ей письма от ее матери, которую она очень любила. Ее мучило, что живя в нелегальном положении, она не могла вести с ней правильную переписку. Я устроила ей так, что мать ее, жившая в Крыму, адресовала письма на имя одной моей знакомой барышни, а та передавала мне.
Я была арестована в начале 1880 года, раньше многих других моих товарищей, и .узнавала о том, что делается на воле, лишь изредка, случайно; родственников у меня в Питере не было, и я не имела ни с кем свиданий. Неофициальные сношения с волей устраивать было трудно. Время было горячее, и деятельность партии «Народной Воли» была настолько кипуча, что заботиться об арестованных, не было никакой возможности; дело это предоставлялось организации «Красного Креста» или родственникам. Здесь как на войне: выбывшие из строя не могли ждать помощи от товарищей, тем более, что большинство их находилось в «нелегальном» положении. Тем ценнее было их внимание и заботливость, проявлявшаяся в отдельных случаях. Время от времени мне удавалось получать записочки от товарищей с воли, что было для меня настоящим праздником. Но однажды приветствие было получено в совершенно неожиданной форме: в день моих именин я получила букет живых цветов и коробку сластей. Так как до этого времени я с воли официальным путем ничего не получала, то меня это очень заинтересовало. Перебирая в уме всех, кто мог послать все это, я невольно вспомнила Софью Львовну—это было так на нее похоже, но как могла она придти сюда? Потом оказалось, что она придумала послать эти вещи с посыльным, взятым с улицы. Через нисколько дней я получила записку с воли, в которой меня спрашивали, между прочим, получила ли я посылку от Софьи, которая приезжала в Питер на несколько дней и придумала такой способ передачи мне привета. Ей очень хотелось бы знать, достигла ли она цели? Видеться с Софьей Львовной мне больше не пришлось, а последний ее привет я получила уже после приговора по делу 1-го марта, когда все осужденные сидели в доме Предварительного Заключения. Из крепости их перевезли накануне суда, но они были окружены такой усиленной стражей, что завязать сношения с кем-либо из них не было возможности. После приговора в камере Перовской был поставлен жандарм, который следил за входившими туда надзирательницами. У меня была надежда завести сношения, чтобы исполнить какое-нибудь ее поручение и вообще оказать ей последнюю услугу, но за ней постоянно следили и вход к ней имели только избранные начальством надзирательницы. Между приговором и казнью прошло, кажется, два дня, и это было страшно тяжелое время. Но у меня все-таки не пропадала надежда, что приговор изменят, хотя бы только относительно женщин. Самое мучительное состояние для меня началось, когда я узнала, что вечером накануне казни к ней прислали священника для беседы. Не помню даже, как мне передавали,—отказалась ли она говорить со священником, или приняла его,—-для меня это было признаком того, что надежды нет никакой. Всю ночь я не спала, а рано утром узнала, что уже появились дроги, которые должны увезти осужденных, и я слышала за стеной во дворе глухой стук этих колесниц. Потом мне спешно передали, что Перовскую уже повели одевать в контору Д. П. 3. Потом я должна была прислушиваться, когда колесницы снова загремят во дворе... Конечно, легче было бы не знать этих подробностей, но искушение спросить и узнать что-нибудь о них было так велико и состояние мое так мучительно... Бессильная злоба от сознания, что я не только не могу ничем предотвратить того ужасного дела, которое сейчас должно совершиться, но даже не могу выразить своего протеста и негодования. Состояние было мучительное. С тех пор прошло уже 24 года, но я так ясно помню и чувствую то, что переживала тогда, что и теперь воспоминание об этом ужасном дне заставляет меня содрогаться.
За все дни, пока Перовская сидела в «Предварилке», мне удалось получить от нее только привет на словах, переданный одной доброй феей. Но мне удалось узнать кое что о том, как Софья Львовна проводила свой последний день. Говорили, что она была очень спокойна, но бледна и слаба физически. Это и не удивительно, так как за последнее время на воле она часто хворала. Ее письмо к матери, которое приводится у Степняка, было написано накануне смерти и, к слову сказать, бесцеремонно прочитано дежурными надзирательницами. Руководило ими, конечно, только праздное любопытство, но письмо произвело на всех сильное впечатление и внушило к автору уважение. В общем мне пришлось слышать много выражений удивления ее мужеству и спокойствию."

Вернуться на главную страницу Перовской

 

 

 

 

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ



ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС