№ 1'03

НОВИНКИ КНИЖНОЙ ПОЛКИ

НОВИНКИ КНИЖНОЙ ПОЛКИ

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

XPOHOС

Русское поле:

ВЕСТНИК МСПС

СЛОВО

БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ

МОЛОКО - русский литературный журнал

РУССКАЯ ЖИЗНЬ - литературный журнал

ПОДЪЕМ - литературный журнал

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

СВЕТЛЫЙ ЧЕЛОВЕК ТРАГИЧЕСКОЙ СУДЬБЫ

Александр Фадеев в воспоминаниях современников: Сборник. — М.: Советский писатель, 2002. — 504 с.

Составленный Н. И. Дикушиной и

Л. Ф. Киселевой сборник воспоминаний об Александре Фадееве воссоздает перед читателем одну из самых крупных и светлых фигур в русской литературе первой половины XX века. Перевод на десятки языков его романов «Разгром» и «Молодая гвардия» говорит о том, что это был писатель очень большого и яркого дарования.

В эти непростые и подлые дни, когда идет нескончаемое развенчание всего великого, что было в истории нашей Родины, книги, подобные воспоминаниям о Фадееве, приобретают особенное значение, так как они несут на своих страницах правду не только о людях, но и о времени, в котором они жили. А. Фадеев, как никто другой, неотделим от периода становления советской власти и столь не простых для нынешнего понимания десятилетий сталинского правления. Но тем масштабнее видна сквозь его судьбу та роль, которую играли в жизни советского общества литература и писатели, и тем понятнее вследствие уяснения этой роли становится личная трагедия Фадеева, отдавшего весь свой талант и жизнь отстаиванию партийной линии в литературе и увидевшего в итоге, что привело совсем не к тем результатам, о которых ему мечталось: «...Лучшие кадры литературы — в числе, которое даже не снилось царским сатрапам, физически истреблены или погибли, благодаря преступному попустительству власть имущих; лучшие люди литературы умерли в преждевременном возрасте», — написал он в своем предсмертном письме в ЦК КПСС от 13 мая 1956 года. Это письмо нелишне перепечатать и сегодня, ибо есть в нем строки, адресованные и нынешним власть имущим: «...Литература отдана во власть людей неталантливых, мелких... Литература — этот высший плод нового строя — унижена, затравлена, загублена. Самодовольство нуворишей <...> привело к полному недоверию к ним с моей стороны, ибо от них можно ждать еще худшего, чем от сатрапа Сталина. Ибо тот был хоть образован, а эти — невежды...»

Сегодня, когда история почти никого и ничему не учит, нужны, наверное, не выдуманные романы о прошлом и не сухие монографии ученых, а живые свидетельства об известных и любимых народом людях, в судьбе которых как раз и запечатлела себя миновавшая эпоха. И выпущенная «Совет­ским писателем» книга о Фадееве — именно из такого ряда.

От редакции: Одними из первых издание «Александр Фадеев в воспоминаниях современников» получили сотрудники Краснодонского музея героев-молодогвардейцев. Публикуем текст дарственной надписи на книге.

Краснодонскому музею

Героев-молодогвардейцев

Дорогие друзья — радетели музея!

В 60-ю годовщину бессмертного подвига

краснодонских молодогвардейцев

Международное Сообщество Писательских Союзов

и издательство «Советский писатель»

шлют Вам как знак верности

традициям юных советских патриотов

книгу, выпущенную к 100-летию

со дня рождения автора «Молодой гвардии»

Александра Александровича

ФАДЕЕВА

Пусть всегда пылает огонь

героев-молодогвардейцев!

Сергей Михалков,

Председатель Исполкома МСПС

Арсений Ларионов,

генеральный директор издательства

«Советский писатель»

29 сентября 2002 г.

СГУСТОК ПРАВДЫ

Борис Олейник. Тайная вечеря: Стихи и поэма. Пер. с укр. Евгения Нефедова. — М.: Советский писатель, 2002. — 88 с.

Первое, чего нельзя не заметить при чтении книги Бориса Олейника «Тайная вечеря», это то, что перед нами действительно КНИГА, а не просто загнанные автором под одну обложку стихи, написанные им за какой-то определенный период времени. Такую цельность сборнику придает то смысловое и образное единство, которое объединяет каждое из входящих в него самостоятельных стихотворений в единый идейно-философ-

ский сюжет, насквозь пронизанный темой евангельской Тайной Вечери с расположенным в центре ее сюжета Иудиным предательством. Помимо этой сквозной для всей книги темы, такое единство обеспечивается ей еще и целой системой перетекающих из стихотворения в стихотворение образов, самым весомым среди которых является образ ожидающего всех нас в недалеком будущем Страшного Суда с сопутствующими ему символами Вавилонской башни, Иерусалима, фигурами Марии и Иисуса, а также другими библейско-евангельскими символами. Но пронзающая стихи перекличка не ограничивается одной только религиозной символикой, книга едина также и по своей идейной, смысловой, звуковой и художественной образности, так что встретившееся в середине сборника стихотворение «Трубач совести» непременно отзывается эхом в названии поэмы «Трубит Трубеж», стихи, посвященные Божией Матери, перекликаются со строками, адресованными матери поэта, образ Иуды то и дело возникает среди реалий нашей нынешней жизни, а двухтысячелетняя боль за преданного на Распятие Христа «рифмуется» с нашей сегодняшней болью за преданные славянские народы.

Но вот что удивительно — насквозь публицистическая по своему пафосу книга Бориса Олейника не воспринимается как сиюминутная поэтическая агитка, не кажется такой же однодневкой, как статьи в политических газетах. И все благодаря тому, что разговор об изменах и изменниках наших дней постоянно проецируется на аналогичные деяния в истории и вечности, а осуждение предателям выносит не столько сам поэт («Не судите, да не судимы будете...»), сколько Господь и наша Пресвятая Заступница: «...Когда ему, — пишет он в стихотворении с весьма прозрачным посвящением «Е. Б. Н.», — опухшему в той пуще, / сам патриарх облобызал уста / — в своем гробу перевернулся Пушкин, / Владимир-князь не удержал креста. // Когда, проковылявши через паперть, / по храму он рогато проходил, / отпрянула с иконы Божья Матерь, / Младенца от него загородив...»

Поэзия Бориса Олейника пряма и в некоторых вопросах даже нелицеприятна для читателя, но все ее слова рождены самой искренней болью за происходящее с нами, и от этой боли он порой просто не в силах сдержать свое негодование по поводу нашего бездействия, восклицая: «Ужель сказать не может русский слова, / ужель по воле тех, кто правит им, / по норам ждет Пришествия Второго, / что, мол, воздаст и мертвым и живым?..» — а иногда и предлагая России свои радикальные меры исправления ситуации, говоря ей: «...Подумай хорошенько: / а может, право, перед судным днем / послать нам хлопцев батьки Дорошенко, / чтоб твой чертог очистили огнем?..»

Книга Б. Олейника — это сгусток правды о нас и о нашем времени, и немалая заслуга в том, что она получилась такой яркой и цельной, принадлежит ее переводчику Евгению Нефедову, столь близко совпавшему в идейном плане с большинством переводимых им стихотворений украинского поэта.

Николай ПЕРЕЯСЛОВ

ПЛАМЕННОЕ СЛОВО

Валентин СОРОКИН. «Обида и боль». — М., «Лотос», 2002.

Двухтомник публицистики Валентина Сорокина стал заметным событием в литературе. Валентин Сорокин хорошо известен как поэт и общественный деятель. Его стихи давно заслужили любовь читателей, его мужественная гражданская позиция все эти страшные для русских годы неизменно вызывала уважение. И вот теперь публицистика Сорокина в центре внимания. Конечно, в полной мере публицистикой содержание нового труда Сорокина нельзя назвать. Это скорее размышления человека, которому небезразлична судьба своего Отечества, человека, не мыслящего свою жизнь без горькой боли за судьбу народа. Не случайно первый том так и назван — «Обида и боль». Начинается этот том с очерка в десяти главах «Потерянный свет». Это острое и язвительное рассуждение, подкрепленное неоспоримыми фактами о бытии нашем. Сорокин с нескрываемой ненавистью пишет о тех, кто обрек наш народ на мучительное и безрадостное существование. Перед читателями проходят колоритные портреты-шаржи теледеятелей, политиков, псевдописателей. Сорокин пишет так, как думает, не скрываясь за принятой в последние годы чуть ли не за норму политкорректностью. Его характеристики настолько резки и смелы, что порой даже страшно становится за автора. Как же сильно наболело у него на душе, как же обидно ему за свой народ, так безвольно отдавший себя в руки предателей!

Вторая часть тома — цикл очерков о литературе «Путь на Голгофу». Первый очерк «Воины Христа» — о наших поэтах. О Викторе Кочеткове, Владимире Фомичеве, Валерии Хатюшине. Сорокин пытается проанализировать их творчество не с чисто художественной, литературоведческой стороны, а показать всю силу их духовного противостояния режиму. И этими именами, бесспорно, не исчерпывается замечательный список русских поэтов-борцов. Борцов со всякой нечистью, обильно свивающей гнезда в газетах, журналах и издательствах. Этот список сродни списку личного состава армии, попавшей в окружение и изо всех сил отбивающей атаки врагов.

«Сказание о Лохнессе», помещенное в этом же томе, очень интересно по жанру. Сорокин ювелирно проходит по грани между острой публицистикой и метафоричной прозой. Он вводит читателя в мир, где все перевернуто с ног на голову, где вместо людей действуют отвратительные прохвосты, очень напоминающие известных политиков и членов их семей. Русскому человеку становится невыносимо муторно и гадливо. Так же гадливо, как было русским людям в годы правления Бориса Ельцина.

В этом же томе помещен очерк о великом писателе земли русской Петре Лукиче Проскурине. Валентин Сорокин с любовью пишет о друге. Он вскрывает глубинные причины таланта Проскурина, говорит о его многолетнем радении о русском характере. Сейчас Проскурина уже нет. И СМИ со всей своей дьявольской прямотой пытаются сделать вид, что писателя Проскурина не было. Им наплевать на читателей, наплевать на народ. Они бесстыдно славят астафьевых, приставкиных и прочих. Сорокин наглядно показывает, что Проскурин это тот писатель, который полнее всего отразил жизнь русского народа в двадцатом веке. Жизнь, полную трагедий и невиданных взлетов мысли и духа. И именно поэтому он перешагнет в век двадцать первый. Его произведения будут составлять золотой фонд русской словесности во все времена.

Второй том называется «Обида и боль». Открывается он сочинением «Нашествие голубых». Вот один фрагмент этого очерка: «Захватившие Кремль педерасты все вверх тормашками перевернуть горазды: у них ежесекундно — психологические контрасты, хотя они реформаторы, с высшим образованием и невероятно мордасты». По-моему, лучше не скажешь. Кто-то может скептически возразить, что, мол, свечки никто не держал. Но поэты в России, если только это настоящие поэты, обычно редко ошибаются в своих художественных гипотезах.

Но не правы будут те, кто подумает, что Сорокин в своем двухтомнике только ругает врагов. Художества нет без позитива. И Сорокин очень хорошо это знает. На страницах двухтомника щедро рассыпаны поэтичнейшие описания русской природы, тонкие размышления и рассуждения автора о русской жизни, о русских писателях. Он знает русскую литературу изнутри, знает, что русские могут противопоставить мутному потоку провокационных изданий.

Завершается книга очерком «Красный конь». В нем Сорокин пишет о русских поэтах-мучениках. Не обходит он вниманием и провокационное «Дело русских фашистов», по которому сразу после революции были осуждены многие исконно русские стихотворцы. Автор повествует и предупреждает. Ведь назвать русских фашистами — козырная карта антирусских режимов во все времена. И не ярчайшее ли подтверждение этой мысли события последнего времени?

В общем, двухтомник публицистики Валентина Сорокина книга умная и полезная, книга страстная и талантливая. Жаль, вышла она небольшим тиражом. Что ж, русская настоящая литература давно уже существует в подпольных условиях. На войне как на войне.

Максим ЗАМШЕВ

«Московский литератор», № 19, октябрь 2002 г.

ИСПОВЕДАЛЬНАЯ КНИГА

В издательстве «Слово» увидела свет книга Владимира Огнева «Амнистия таланту». Книга эта незаурядна по многим причинам, среди которых важнейшими факторами, определившими ее самодостаточную ценность, являются два: личность автора с присущими ей чертами подлинного литературного таланта и доскональное знание тех реалий писательского быта и существования на протяжении большей части двадцатого века, которые во многом определяли творческую продуктивность и политическую позицию «инженеров человеческих душ». Автобиографические мотивы буквально пронизывают миниглавки книги, которая читается очень легко, увлекательно, но вместе с тем, с первых же страниц завоевав читательское внимание, дает пищу для серьезных размышлений и ответственных решений. Дело в том, что автор этой полумемуарной книги имел и имеет самое непосредственное отношение к уникальному феномену истории культуры более чем полувекового периода, который вошел в анналы общественно-политических цивилизационных процессов мира под названием «советская литература» со всеми ее достижениями и потерями, с триумфами и трагедиями мятущегося духа эпохи революционных потрясений и ожиданий.

Неоспоримы заслуги Огнева как одного из авторитетных и уважаемых критиков на всем советском и постсоветском культурном пространстве — к мнению этого человека, к его принципиальной позиции, к его убежденным и аргументированным суждениям прислушивались не только в России, но и далеко за ее пределами. Похвала Огнева-критика всегда воспринималась писателями и читателями как знак признания по «гамбургскому счету» литературы, его неодобрение служило серьезным предостережением. Очень много сделал этот человек и для популяризации в русскоязычной среде и за ее пределами лучших произведений национальных литератур, теплые, доверительные, профессиональные и деловые связи соединяли его с представителями культур Центральной Азии, Прибалтики, Северного и Южного Кавказа. Громкая и заслуженная слава Расула Гамзатова, Кайсына Кулиева, Давида Кугультинова, Чингиза Айтматова, Симона Чиковани, Ираклия Абашидзе и многих других литераторов, ставших гордостью многонациональной нашей Отчизны, не в последнюю очередь связана и с работой видного литературного критика страны Огнева, открывшего для специалистов и для широкой читающей публики таланты первой звездной величины.

Отзывчивость и толерантность автора «Амнистии таланту» хорошо известны в литературных кругах, но, как известно, наши недостатки — это чаще всего продолжение наших же достоинств. Здесь мне хочется, ничтоже сумняшеся, нанести еще несколько беглых штрихов к психологическому портрету Владимира Федоровича.

Этот добрый, честный, высокоталантливый человек в практических вопросах немного «не от мира сего», он часто бывает излишне доверчив, что идет от его гуманизма, но может нанести ощутимый ущерб при определенных критических обстоятельствах. Именно такие экстремальные обстоятельства... Впрочем, это тема другого, отдельного разговора...

Книга «Амнистия таланту» хороша по всем параметрам и критериям оценки значительного литературного явления. Несколько слов о творческой биографии автора, совпавшей с самыми знаменательными, знаковыми, как принято теперь говорить, этапами и событиями эпохи «бури и натиска».

Владимир Федорович Огнев родился 7 июля 1923 года в Полтаве, точнее, «в фаэтоне, который опоздал к маме, когда она пыталась дотянуть до родильного дома. Отсюда, по-видимому, и моя дальнейшая судьба странника — по земле, по литературным жанрам, по смежным видам искусства (музыка, театр, стихи, проза, киносценарии, добавим от себя, и литературная критика. — Г.О.)...». Так пишет о себе автор «Амнистии таланту», и этот стиль, чуть насмешливый, мягкий и поэтичный, характерен для всей книги, подзаголовок к которой «Блики памяти» как бы задает камертон всего повествования — действительно, это блики, мгновенно выхватывающие из мрака забвения отдельные сцены, персонажи, факты, очевидцем, свидетелем и участником которых был автор книги.

Судьба не только щедро отпустила Огневу всю меру таланта — самобытного и самоцветного — но и подарила ему тесную дружбу со многими выдающимися деятелями литературы и искусства, в своих мемуарах автор неизменно верен жизненному кредо: бескомпромиссная защита таланта, часто столь беспомощного в жизненной суете, отстаивание свободы творчества, изначально неподцензурного («Ты сам — свой высший суд»), решительное неприятие агрессивной посредственности. Подобно Тезею в лабиринте Минотавра, Огнев, держась за путеводную нить Ариадны — своей феноменальной профессиональной памяти, — ведет послушного читателя через потаенные закоулки двадцатых годов, через затонувшую Атлантиду черноморского детства, через войны и ссылки, репрессии и награды, через зарубежные вояжи и многочисленные, многоплановые и разножанровые книги, написанные, что называется, кровью сердца...

На первый взгляд, книга Огнева представляет собой некий коллаж, своего рода микст на мемуарно-литературные темы. Однако по мере того, как читатель подпадает под магическое воздействие этого исповедального повествования, ему все яснее становится, что калейдоскоп впечатлений, беглых зарисовок и озарений памяти детства, юности и зрелых лет на самом деле создан опытной рукой профессионального литератора, в совершенстве владеющего интригой и умением выстраивания сюжета и увлекательных эскапад.

Язык книги прозрачен и чист, как родниковый ключ, он утоляет духовную жажду и радует глаз «бликами памяти». Архитектоника повествования выверенно гармонична, и при всей внешней непритязательности формы интереснейшее содержание книги обрамлено этой формой как ювелирная драгоценность — простой, скромной, но благородной оправой.

Можно было бы долго перечислять фамилии, которые до сих пор на слуху читающей публики. Тут Смеляков и Щипачев, Слуцкий и Трифонов, Гудзенко и Антокольский, Симонов и Твардовский, Солженицын и Луконин, Заболоцкий и Евтушенко, Казакевич и Бек, Сурков и Пастернак, Мартынов и Межелайтис, Эренбург и Светлов, Бабель и Левитанский, Шкловский и Тарковский, Федин и Олеша, Маршак и Чуковский, Исаковский и Берггольц, Луговской и Асеев, Крученых и Светлов, Высоцкий и Казакевич, Пабло Неруда и Ярослав Ивашкевич...

Я намеренно привожу этот калейдоскоп блестящих имен в полном беспорядке и не пытаясь ранжировать их по таланту и известности. Важно тут другое — с каждым из этих людей Огнев общался в неформальной обстановке, каждый был ему интересен, и для каждого представляло ценность общение с подвижником русской литературы, свою личную судьбу и карьеру всецело поставившим на службу общеписательским интересам. Можно только позавидовать белой завистью человеку столь коммуникабельному, памятливому и знающему все и вся в литературном мире, как автор замечательной исповедальной книги «Амнистия таланту», истинный и подлинный подвижник русской литературы Владимир Федорович Огнев!

Книга, содержащая более пятисот страниц убористого текста, издана на высоком полиграфическом уровне и богато иллюстрирована фотодокументами, сохранившими «аромат эпохи бури и натиска».

В книге сверкает целая россыпь наблюдений, размышлений, зарисовок, наработанных за долгую, трудную, безупречно чест­ную жизнь на ниве отечественной словесности. Побольше бы нам таких книг, не дающих прерваться «цепи времен» и особенно необходимых в нашу непредсказуемую эпоху утраты всех и всяческих нравственных ориентиров, когда мы вольно или невольно как бы забываем о былых достижениях литературы и культуры, запуганные жупелом издержек тоталитарного режима...

Поздравляем Вас, дорогой Владимир Федорович, с бесспорной творческой удачей!

Глан ОНАНЯН,

член Союза писателей России

КНИГА О СМЕШНОМ И ГОРЬКОМ

В издательстве «Советский писатель» увидел свет второй том «Избранного» известного поэта-пародиста Вячеслава Орлова. Автор включил в книгу свои поэмы, литературные пародии — итог двадцатилетней работы с 1972 по 1992 год — памфлеты, комедии и, как вершинное достижение, трагедию в стихах — «Сын Ивана Грозного». Многие произведения печатались на страницах газет, журналов, книг, но во втором томе «Избранного» Вячеслав Орлов предстает перед читателями во всем многообразии своего таланта. Во вступительной статье Юрий Бондарев пишет: «Я нисколько не ошибусь, если скажу, что наш лучший современный пародист Вячеслав Орлов... исполнен энергии, наделен острым талантом своего, именно своего взгляда на неиссякаемое море поэзии, при этом он никому не подмигивает, не кокетничает с собратьями по перу, не идет под руку с преждевременным перемирием. Во многих явлениях жизни Орлов видит и трагическую и смешную сторону...»

Выход новой книги совпал по времени с 70-летием автора, и мы сердечно поздравляем нашего друга Вячеслава Орлова с этой датой.

Редколлегия «Вестника МСПС»

ЖУРНАЛ ЕДИНЕНИЯ

«...Литература как неотъемлемая часть культуры способна непосредственно влиять и определять политическую и социально-психологическую сферы жизни, ибо художник слова осмысливает глубиннейшие вопросы своего времени, пропуская сквозь их беспощадный свет конкретное человеческое бытие и самого человека, подчас наделяя его фигуру тем колоссальным духовно-нравственным зарядом, какой немыслим в монотонном, будничном бытовании той же самой личности...» — эти емкие слова народного писателя Казахстана Абдужамила Нурпеисова, пожалуй, самого авторитетного участника памятной Международной конференции «Творческое взаимодействие писателей стран Центральной Азии», прошедшей в Кыргызстане, могут быть своеобразным развернутым эпиграфом к новому журналу «Литературная Азия», который явился весьма существенным результатом названного писательского форума.

Номер «Литературной Азии», вышедший в Кыргызстане (последующие номера намечено выпускать «по кругу» — Казахстан, Таджикистан, Узбекистан, снова Кыргызстан) — это наглядное, яркое свидетельство того, чем живут писательские организации, большинство из которых являются соучредителями Международного Сообщества Писательских Союзов. Хотя эти организации, лишенные государственной финансовой поддержки, в настоящее время испытывают большие трудности, авторский состав данного номера журнала, как говорится, так и просится на выставку: здесь и признанные мастера художественного слова Чингиз Айтматов, Олжас Сулейменов, Мухтар Шаханов, Суюнбай Эралиев, Сооронбай Джусуев, Гулрухсор Сафи,„ Светлана Суслова и известные литературоведы Вячеслав Шаповалов, Любовь Шодикулова, Азим Аминов, и молодые дарования Анара Шайымкулова, Элдар Аттокуров, Шербото Токомбаев.

Содержание журнала разнообразно и весомо. Некоторую теоретическую его базу обосновала одна из активных деятелей открытого общества Кыргызстана Миргуль Сманалиева: «Духовность — это фундамент открытого общества. И, кстати, литература — своеобразная «лакмусовая бумажка» духовности общества. Вот почему мы всегда идем навстречу литераторам. Писатели — наша совесть, проверка нашей моральной устойчивости, психологическая подпитка наших устремлений к демократии».

Вновь повеяло — как знакомо! — степной вольницей Олжаса:

Встречаемся мы часто за Тоболом,

в лесу. В траве осенней полежим

и помолчим.

Я так же чист с тобою,

как в твой Тобол впадающий Ишим.

. . . . . . . . . . . . . .

Что было бы, не будь вот этих глаз,

залитых светом, болью и обидою?..

Ты каждый раз люби меня,

любимая,

так, словно видимся

в последний раз.

Интересны литературоведческие размышления о творческих судьбах классика современной таджикской литературы Мирзо Турсун-заде и выдающегося ученого и поэта, одного из зачинателей киргизской письменной литературы Касыма Тыныстанова, в свое время репрессированного и чье творчество десятилетиями замалчивалось. Например: «Что же произошло за все эти годы в культуре? Так и хочется перефразировать извест­ное: «Касым Тыныстанов как зеркало культурной революции». На примере судьбы его наследия прослеживается судьба культуры Кыргызстана — причем не только киргизской, но и русской, и всяких других».

Под рубрикой «Школа мастерства перевода» представлены новые переводы рубаят Омара Хайяма, осуществленные лишь год назад Азимом Аминовым (подстрочный перевод с фарси) и Светланой Сусловой (художественный перевод).

Пусть надежды приносят плоды без потерь,

Пусть и нити судьбы ты распутал, — поверь,

Это все не сравнится с одним — что в темнице

Нашей жизни отыщут в бессмертие дверь.

На очереди — казахстанский выпуск «Литературной Азии». Надеемся, что в скором времени он дойдет до Москвы.

Словом, как заключает популярный киргизстанский журналист Вилор Акчурин свою рецензию на книгу «Все мы, Азия, твои дети...» по материалам писательской конференции: «Что-то уже делается, что-то нуждается во времени (имеется в виду помимо создания Центрально-Азиатской Академии литературы, выпуска регионального журнала, организация межрегиональной библиотеки, издательского центра, школы мастерства перевода), но одно яснее ясного: мастера слова должны чувствовать плечо друг друга, должны возвыситься над слишком высокими заборами, должны вновь понимать друг друга с полуслова».

Николай ПУСТЫННИКОВ,

корреспондент «Вестника МСПС» по Кыргызстану

ОБРАЗ СОВРЕМЕННОГО МИРА В ДИЛОГИИ А. НУРПЕИСОВА

Мелеет море. Пустыми ячейками-глазницами таращится кормилица-сеть — рыба ушла. Безлюдеют берега, где некогда шла трудная, но и веселая работа жизни.

Таков образ мира, встающий со страниц дилогии Абдижамила Нурпеисова «Последний долг», и это страшный образ, это кровавая тема, это огромная боль, ведь за бедою безымянного рыбачьего поселка на Арале грозно мерцает беда всемирная — экологическая катастрофа.

Я мало что понимаю во всех этих делах, которые объемлются понятием «глобализма», меня пугает порой агрессия «зеленых» — движения, казалось бы, по самой природе своей сугубо мирного, — однако же неисправимый горожанин, человек асфальта, бетона и стекла, я все равно ощущаю внутреннюю правоту людей, радеющих о чистоте вод и сохранности леса.

Несомненно, «Последний долг» это и пронзительный сигнал тревоги — так бьет крыльями канарейка в шахте, предупреждая людей об опасной утечке газа, — и весомый аргумент в полемике с излишне ретивыми реформаторами природы.

«Когда-то давно один великий европеец сказал: «Овцы съели людей». Я не знаю, какие беды могли причинить людям столь безобидные животные. Но убежден... абсолютно убежден, что современный научно-технический прогресс, который работает на разрушение природы, не остановится, пока не истребит само человечество. Да... Да, он... он уже... уже нарушил удивительную гармонию природы, царившую со времен сотворения мира, теперь смертельная угроза нависла над всем миром», — взволнованно говорит вполне проходной персонаж дилогии, и срывающаяся его речь уводит слушателей в иные пределы. Но что значит — уводит? Скорее, стягивает времена и пределы. «Вон, умирает Аральское море», — заканчивает свой монолог все тот же безымянный персонаж. А рядом Семипалатинск, а рядом Байконур — для героев Нурпеисова, как и для всех нас, это не просто точка на карте. И не просто героическая страница недавней истории.

Несомненно, «Последний долг» — это и страница в том давнем свитке побед и поражений, который разворачивается с тех самых пор, как двинулись семимильными шагами вперед наука и производство, и призыв вести им счет и строго, и ответственно.

В течение долгих лет Нурпеисов писал романы «И был день», «И была ночь», составившие дилогию «Последний долг». Верно, речь идет о беде Арала, и, не будь ее, не только сюжет, но и сам образ повествования, ритм прозы получились бы, наверное, совсем другими.

«Да, обмелело море, далеко ушло от изначальных своих берегов, неприглядно обнажив дно заливов и бухт, где совсем еще недавно, бывало, стояли на якоре пароходы, баржи, шныряли юркие катера; небольшие острова по эту сторону — Жаланаш, Буюргунды и знаменитый Кок-арал, оставшийся в стороне, во-он за тем поворотом, за пологим песчаным увалом, — теперь сошлись, как старики на тризне, и слились с материком, тоскливо белея солевыми проплешинами», — точный, жесткий, но и тщательнейшим образом прописанный штрих сразу же задает рассказу здешнюю меру.

И Жадигера, рыбацкого начальника, все сроки которого ушли в дело, дело, мотающее жилы и надрывающее дух, разменялось на план с его тоннами выловленной рыбы, узнать легко, и жену его Бакизат, то ли примерную мать семейства, то ли искательницу легкой жизни, тоже, и тем более Азима, и Большой Дом, и невидимого Большого Человека. Все видели, все читали — и о прожектах поворота рек, и об осушении морей, и о поставках хлопка. Ну а уж с головотяпством, очковтирательством, хамелеонством, лизоблюдством да любыми формами лжи очень хорошо знакомы, аральскими делами они никак не ограничены. И хоть фраза Нурпеисова на газетную фразу менее всего похожа, и хоть простор его прозы с квадратом телеэкрана ничего общего не имеет, публицистический мотив в «Последнем долге» различить не трудно.

Но он сразу же растворяется в ином музыкальном ладе. Общий смысл, общая судьба явлены здесь со всей трагической определенностью.

Вот первые же фразы дилогии, вход в этот мир — «Высокий темноликий человек, сутулясь, оглядывался на свои следы. Он смотрел долго и завороженно, силясь что-то понять и еще не осознавая, что это вдруг привлекло его внимание. Просто оглянулся назад, туда, где в зимней мгле темнел рыбачий аул, и взгляд его, скользнув ненароком, задержался на этих следах по ранней пухлой пороше. Неровные, тяжкие следы усталого человека... Он сам не знал почему, но вид их вызвал в нем глухую тоску. Было в них что-то несуразное, не в ладу со всем окружающим, — что они напоминали, почему тревожили? Постой... да не саму ли жизнь твою... Не эта ли несуразность твоя все тринадцать лет угнетала Бакизат? И вот чем кончилось: одинокий, неприкаянный, с утра томишься ты на пустынном ледяном поле».

Уберите «рыбачий аул» и «тринадцать лет», имя женщины, и разом исчезнут любые приметы дня и места, и пространство раздвинется безгранично, и следы потеряются, уходя в перспективу, и пребудет лишь темноЛИКий человек без имени и прописки. То есть это провокация, разумеется, — ничего убирать не надо, и прописка тоже есть, да только «рыбачий аул» — весь мир, а тринадцать лет — время вечности.

Такие произведения, как «Последний долг», появляются в количестве невеликом, но так оно и должно быть. Литература во все времена — продукт штучный.

Николай АНАСТАСЬЕВ

«ЕСЛИ НЕ Я, ТО КТО?!»

Недавно мне довелось познакомиться с интереснейшим человеком.

Его детство, юность, зрелые годы прошли в советское время. Был комсомольцем, коммунистом, занимал ответственные посты. Жизнь сводила его со многими известными всей стране, да и миру, знаменитыми людьми.

Он и в настоящее время не изменил идеалам советских людей — верности Отечеству, дружбе, желанию постоянно приобретать все новые и новые знания, целеустремленности, чувству ответственности, высокой нравственности.

Он никогда не писал книг, но часто общался со школьниками, подростками, людьми разных профессий и возрастов. Его слушали с огромным интересом.

Друзья посоветовали заняться написанием книги, уверяя, что она будет интересна нынешним мальчишкам, девчонкам да и их родителям. С помощью друзей удалось издать книгу под названием «Мое поколение» («Дети Великой Отечественной»). Автор Владимир Кияшко.

«Сорванец военных лет, благодаря заботе советского правительства о детях Великой Отечественной, закончил институт, две академии. Одну в Софии, другую в Москве. Стал инженером, доктором философских наук. Много лет трудился за рубежом. Ветеран дипломатической службы. Был на ответственной работе в комсомольских и партийных организациях, в Министерстве иностранных дел СССР и России. Кредо: «Если не я, то кто?!» — вот такова краткая биография автора.

В книге он пишет о простых людях, о встречах и дружбе со многими известными людьми. Книга вышла в издательстве «Вече», тираж 1000 экземпляров. Она написана живо, искренне, хорошим русским языком, снабжена многочисленными фотографиями.

Книга, на мой взгляд, получилась удачная, интересная, живая и очень полезная молодому поколению сегодня.

Лариса ЖАРОВА,

консультант Исполкома МСПС

В БЛАГОДАРНОЙ ПАМЯТИ НАРОДА

Недавно в шестой раз в городе Белый Тверской области проходили торжественные мероприятия в память воинов-сибиряков, погибших на этой земле в годы Великой Отечественной войны.

В этом году традиционный День памяти совпал с 60-летием создания 150-й Сибирской Добровольческой, впоследствии ставшей 22-й гвардейской, дивизии.

В ее рядах славный боевой путь прошли полки, сформированные из добровольцев Новосибирской, Омской, Томской, Кемеровской областей, Алтайского и Красноярского краев.

Это им, героям боев на бельской земле, жителями Тверской области и сибирских областей и краев воздвигнут величественный мемориал Славы.

На митинге у мемориала Славы особенно теплые слова благодарности были высказаны в адрес бойцов поисковых отрядов. Юные патриоты г. Бердска Новосибирской области, г. Сургута, Омской, Томской и других областей проделали в этом году большую работу. Им удалось обнаружить останки 212 воинов и перезахоронить их с воинскими почестями.

О важности поисковой работы на митинге говорили депутат Госдумы Т. Астраханкина, представитель Комитета общественных и межрегиональных связей Правительства Москвы Н. Козловская, президент фонда поддержки мемориала Славы М. Хитчиков, зам. председателя Красноярского землячества Н. Чернов.

В конце программы Дня памяти от Алтайского и Новосибирского землячеств в Москве главе города Белого Г. Танаеву была вручена библиотека книг, выпущенных государственным издательством «Дружба народов» с предложением создать в музее города книжную «Летопись народного подвига». Вот ее первые книги:

вышедшая к 60-летию Московской битвы книга дважды Героя Советского Союза, генерала армии А. Белобородова «Всегда в бою»;

роман М. Алексеева «Мой Сталинград», «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого с автобиографической статьей А. Маресьева;

«Я только раз видала рукопашный» Ю. Друниной;

«Момент истины» В. Богомолова;

«Великая Отечественная война в русской литературе» Л. Лазарева;

«Помилование» М. Карима;

книги о народном художнике-фронтовике Я. Скрипкове «Песнь об Алтае»;

поэтическая антология «Отчизны звездные мгновенья».

В настоящее время издательство «Дружба народов» формирует очередную подборку книг для музея и школы г. Белого. Среди них книги С. Борзунова, П. Николаева, Ю. Колесникова и других.

Надеемся на посильное участие в этой акции тех, кто хочет помочь новым поколениям страны лучше узнать цену и величие подвига нашего народа.

Геннадий ГОЦ,

директор государственного

издательства «Дружба народов»,

член Правления Алтайского

землячества в Москве

ДЫХАНИЕ ЛЮБВИ

В своей новой книге* Татьяна Коти — поэт.

Я не могу припомнить, чтобы в последние годы выходила в России столь изящно изданная книга стихов нашей современницы. Известнейший детский поэт, один из лучших в своем жанре, а быть может и лучший, Т. Коти представила читателям книгу незабываемую.

Можно смело сказать, что форма и содержание в этой книге духовно дополняют друг друга. Великолепные картины классиков живописи — яркое дополнение к стихам.

Недавно внимание читателей к ее творчеству доказала большая подборка стихотворений в популярном журнале «Смена».

Любовная лирика наиболее притягательное в «Дыхании любви». Вот строчки из «Женского портрета»:

Вскружила голову стихами,

Бессвязной пылкостью речей,

Открытой щедростью ночей,

Придуманной любовью с Вами,

И позабыла Вас, не я ли?

Послушайте! Не верьте мне!

Поэзия Татьяны Коти — это прежде всего воспевание жизни, ода ей. Перечитываешь сборник и от страницы к странице проникаешься светлым жизнеутверждением автора. Поэт призывает нас любить каждое мгновение жизни. Незабываемые встречи — исток многих ее строк:

В суете печаль твою приемлю,

И не просишь — слезы осушу.

Мы пришли как странники на Землю,

А зачем? Кого теперь спрошу...

Знаю я, что вечное — мгновенно,

Только ты не думай ни о чем.

Радость нашей встречи неизменная,

Потому и сердцу горячо.

Бабочкой весенний день порхает,

Стоит ли о прошлом горевать?

Может, Время в нас не умирает,

Но Любовь дарует благодать.

Большинство нынешних поэтесс совершенно не обладает собственным тоном. Они подражают Цветаевой, Ахматовой, Ахмадулиной, беря напрокат прожитые другими чувства. В основе творчества Т. Коти — собственные незаемные переживания, и это выгодно отличает ее.

Вспышки лирической памяти Татьяны Коти останавливают. Она вдалеке от безумной суеты наших дней, от них веет забытым благородством иных времен...

Твои волосы пахнут жасмином,

Твои губы пьянее вина.

Но случайно Амур шаловливый

Свои стрелы нацелил в меня.

Был ли прав Александр Александрович Блок, сказавший о ранней Ахматовой: «Ахматова пишет стихи так, как будто на нее глядит мужчина, а нужно их писать так, как будто на тебя смотрит Бог». Думается, что не прав. Одно дело — стихи о любви к Небесам, другое — о любви к мужчине. Да и в стихах самого Блока о любви — зачастую Бога нет.

Татьяна Коти словно отказывается в любовной лирике от современного языка, уходя в далекий, иной язык, кажущийся теперь архаическим. Нечто старомодное, но величественное слышится в ее здешних и нездешних стихах. Романтизм забытого времени, неподдельный его аромат... Непонятно, как создается волшебство строки; простота и проникновенность — вот основные ее черты.

Поэзия Т. Коти — дневник ее переживаний. Здесь важно переплетение минутного и вечного, прошлого и будущего, внутреннего и внешнего. Солнечное сплетение этих направлений — ее книга. В ней шум парижских улиц и тишина родного Подмосковья.

К лучшим сторонам сборника отнес бы я романсовость: не надуманную, а продолжающую высокий девятнадцатый век:

О чем ты думаешь, мой друг,

Когда, вбирая негу взгляда,

Ты отвернешься, как от яда,

И я прочту в глазах испуг.

Такие строки рождаются под молчаливым небом, в спокойствии русской природы, которую воспевает Татьяна Коти. Любовь и природа — истоки романсового вдохновения поэта:

Льстивые речи —

Чудной свирели под стать.

Мне ли от ваших речей

Дивных устать?

Не устанем и мы от ее дивных строф.

Гражданственные стихи книги выделены в отдельные разделы: «Родная Россия» и «Вехи истории». Стихи сопровождаются нотами — редкая наполненность небольшого по объему сборника. Поэт знает Россию и любит ее. В стихотворении «Золотое кольцо» не простое перечисление городов, но объяснение в любви каждому из них:

Ростов Великий, Суздаль

И Сергиев Посад...

Их имена как песня

Народная звучат.

А вот строка из «Души России»:

Соборы златоглавые как птицы

За стенами высокого Кремля,

Украшена московская земля

Как сказочная русская царица.

Многие пишут гражданственные стихи, но как редко чувствуешь за строчками искренний порыв:

Великой державы священное имя

Мы в сердце народа навек сохраним.

Как солнце сияй нам, родная Россия,

Храни нас под небом высоким своим.

Жаль, что нельзя процитировать строчки из всех стихотворений «Дыхания любви». И все же отмечу особо стихотворения «Русской женщине», «Молитву о России», «ХХ век»...

Татьяна Коти — лауреат премии Л. Н. Толстого, автор многих книг для детей, она пишет на нескольких языках. Но читают ее не только дети...

Мудрая душа Татьяны Коти открыта настежь. В минуты грусти возьмем ее книгу, и на черном небе покажется солнце.

А. ТРОФИМОВ

СЛАВА «ШАХНАМЕ» В ГЕРМАНИИ

Научный сотрудник Института востоковедения и письменного наследия Академии наук Республики Таджикистан, кандидат исторических наук Санавбар Ваххобова одну главу своей новой книги «Ираника и Таджикистаника в Германии» (2001 г.) посвятила истории переводов на немецкий язык и изучению в этой стране бессмертного «Шахнаме» Фирдоуси.

Как она поведала в беседе с вашим корреспондентом, Германия в течение ряда последних столетий второго тысячелетия превратилась в могучий центр изучения, исследования, перевода и пропаганды литературы и культуры Востока. Велик вклад немецких ученых в изучение и пропаганду таджикской классической поэзии. Германия стала ведущим европейским центром по изучению наследия Фирдоуси, Омара Хайяма, Джалеледдина Руми, Саади Ширази и Хафиза Ширази, Джами и других светил науки и поэзии средневековья.

Немецкие ученые и переводчики еще в средние века обратили внимание на «Шахнаме» Фирдоуси. Велик вклад в этом отношении немецкой школы востоковедения во главе с Пургшталем Хаммаром, а из переводчиков и подражателей таджикскому гению поэзии — Ф. Рюккерта, Л. фон Шака и И. Гореса.

ТАДЖИКСКАЯ ЛИТЕРАТУРА В 18-ти ТОМАХ

В Китайской Народной Республике, впервые в истории этой страны, в переводе на китайский язык осуществлено издание образцов таджикско-персидской литературы в 18-ти томах. Среди них «Избранная лирика» Абуабдулло Рудаки, поэмы из «Шахнаме» Абулькасыма Фирдоуси, «Духовные основы» Джалолиддина Руми, «Четверостишия» Хайяма, «Бустон» и «Гулистон» Саади, Диван газелей Хафиза Ширази, поэмы Абдурахмана Джами и другие книги. Книги изданы массовым тиражом для широкого читателя.

Хамракул ШОДИКУЛОВ,

корреспондент «Вестника МСПС»

© ВЕСТНИК МСПС, 2003

МЕЖДУНАРОДНОГО СООБЩЕСТВА

ПИСАТЕЛЬСКИХ СОЮЗОВ

№ 1 (61) январь 2003

WEB-редактор Вячеслав Румянцев