Улугбек, Мухаммед Тарагай

1394-1449

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Улугбек, Мухаммед Тарагай

Таким восстановил облик Улугбека на склоне его жизни
советский ученый-скульптор М.М. Герасимов.

Вороновский Д.Г.

Улугбек и его коллеги в Самарканде

Астрономия и математика, как впрочем и другие естественные науки на Среднем Востоке в средневековье, — плод коллективного творчества ученых многих национальностей и стран в течение большого периода развития.

Если в VII—X веках, как мы видели, в силу исторически сложившейся обстановки центр наук находился в Багдаде, где успешно работали Мухаммед ал-Хаваразми (…), Ахмед ал-Фаргани (…), то с X до

[116]

начала XIII века в связи с изменением политической обстановки центр резко переместился далеко на запад, на Пиренейский полуостров [135]. XIII век, столетие катаклизмов, дал науке, в, казалось бы, безнадежный период одну из вершин восточной астрономии — Насируддина Туси (см. № 30). Интерес к точным и спекулятивным знаниям особенно развился на рубеже XIV—XV веков в обширном государственном образовании — владениях Тимура, а именно в центре его — Самарканде. Усиление интереса к точным наукам, а также приток ученых извне ко двору правителя Самарканда Улугбека, покровительствовавшего науке, создали благоприятную обстановку для возникновения творческого коллектива астрономов-энтузиастов.

43. Высокое положение Улугбека — потентата, видимо, мало отразилось на его скромности как ученого. Поэтому о его научной деятельности мы можем судить главным образом лишь по его трудам. Немногие штрихи в хрониках придворных историографов, не особенно осведомленных о научной деятельности Улугбека, мало дополняют его биографию. А между тем среди историков того времени были выдающиеся представители: дееписатель Тимура и его приемников поэт Хафиз-и Абру (ум. в 834/1431 г.) [136], официальный историк и хронист Низамуддин Шами [137], другой дееписатель — Шарафуддин Али Езди [138], дипломат и историк Абдурреззак Самарканди (ум. 887/1482 г.) [139]. Соратники Улугбека, видимо, не оставили воспоминаний о своем великом современнике.

В последующие века жизнеописанию Улугбека вынуждены были уделять внимание почти все исследователи, так или иначе соприкасавшиеся с его трудами [140]; поэтому накопился некоторый биографический материал. И все же учтенного еще недостаточно: поиски необходимо продолжать.

Нет необходимости вдаваться в детали биографии Улугбека: это мастерски сделано в соответствующих исследованиях, но некоторые моменты целесообразно освежить в памяти.

19 джумада I 796 года хиджры, что соответствует 22 марта 1394 г. н. э. [141], в угруке войска Тимура Гургана (771/1370—807/1404) [142], дошедшего в очередном походе на запад до города Султания [143], появился на свет в семье сына Тимура Шахруха (807/1404—850/1447) мальчик, нареченный Мухаммедом Тарагай.

[117]

Слава пышной Султании, которая по символическому совпадению расположена недалеко от знаменитой в анналах астрономической науки Мараги [144], к этому времени померкла, и город хранил лишь памятники былого величия столицы (с 690/1290 г.) [145] ильханов Ирана: Аргуна (683/1284—690/129) и Улджайту (703/1304—716/1316 —внука и правнука илхана Хулагу (654/1256—663/1265). Давно в развалинах была и обсерватория в Мараге, в которой за 135 лет до этого (657/1259) [146] астроном Насируддин Туси создал посвященные Хулагу «Зидж Илхани» [147].

Детство любимца Тимура Улугбека, т. е. великого князя (настоящее его имя — Мухаммед Тарагай [148] — помнили только летописцы), протекало в очень насыщенное событиями время и постоянном передвижении. Ближний Восток потрясли завоевательные походы его деда, Тимура, на следующий год после рождения Улугбека разбившего Золотую Орду [149]. В Дашт-и Кипчак кипели политические страсти, предшествовавшие зарождению Узбекского ханства. Что же касается Западной Европы, отзвуки событий которой доходили сюда через Турцию, то она целиком была поглощена Столетней войной (1337—1453) между Англией и Францией [150].

Мирза Улугбек получил, хотя, быть может, и не систематическое, но прекрасное для своего времени образование. Обладая великолепной памятью [151], он свободно владел арабским языком (именовался «кари»— декламатор Корана наизусть), а этот язык был lingua franca тогдашней учености, и превосходно знал таджикский (персидский) язык (биографы упоминают о его переписке с братьями и о его стихах на этом языке) [152].

Что же касается родного языка, тюркского, или чагатайского (староузбекский), он, конечно, знал его в совершенстве, на что указывает его большой интерес к тюркской поэзии [153].

Нам известны громкие похвалы поэтическому таланту Улугбека со стороны его современников — Саккаки (начало XV в.) [154] и Лутфи (род. в 770/1369 г. — ум. в 869/1465 г.) [155]. Поэты со славой и именем Лутфи и Саккаки, не будучи знакомы и не располагая образцами музы Улугбека, вряд ли стали бы расточать похвалу безосновательно, даже своему покровителю. Следовательно, или до нас не дошли, или нам не известны среди дошедших, рукописи произведений Улугбека на старо-

[118]

узбекском языке. Исходя из этого, в качестве рабочей гипотезы можно предположить следующее.

Улугбек, подчиняясь господствовавшему в его время предубеждению, что стихи писать — не дело монаршее [156], просто скрыл под псевдонимом плоды своего творчества.

Возникает вопрос: под каким тахаллусом [157]? Историкор узбекской литературы, давно интересует лирико-романтическая поэма на староузбекском языке «Юсуф и Зулайха», написанная в Балхе в 812/1409 г. [158]. До сего времени об авторе ее (известен только его псевдоним: Дурбек) мы в сущности ничего не знаем. В четырехтомнике «Узбекская литература» [159] о нем сказано всего лишь несколько слов: Дурбек жил во второй половине XIV в., его перу принадлежит дастан «Юсуф и Зулайха», написанный в Балхе при Тимуридах.

Следовательно, Дурбек — неизвестный по имени поэт, о котором, несмотря на все усилия историков литературы, данных обнаружить не удается.

Поэма посвящена известной библейской легенде об Иосифе и жене Потифара; этот сюжет заинтересовал многих поэтов, включая автора эпоса «Шах-наме» Фирдоуси (ум. ок. 416/1025 г.) [160]. Замысел, содержание и художественные достоинства этой поэмы говорят о незаурядном мастерстве поэта, его высоком интеллекте. И удивительно то, что такой выдающийся поэт оказался в тени, о нем фактически ничего не известно, и, надо полагать, не без основания.

Учитывая одиозность занятия поэзией для Тимуридов того времени, можно предположить, что один из них, написав поэтическое произведение, пожелал остаться неизвестным. Будучи очень влиятельным, он своему желанию придал силу приказа; поэма с тех пор имела ограниченное распространение, причем только под его тахаллусом: Дурбек; о настоящем имени знал очень ограниченный круг людей. С их смертью ушла и тайна.

Обратимся теперь к тахаллусу автора поэмы «Юсуф и Зулайха»: Дурбек (он нигде более не встречается). Написание первой части допускает двоякое чтение (для арабского, персидского и тюркского языков): дур и дурр — оба в значении «жемчуг» (единственное число: дуррат — жемчужина, перл); вторая часть — старотюркское (монгольское) бик,

[119]

[ИЛЛЮСТРАЦИЯ]

[120]

Бек — дворянин. Общее значение тахаллуса можно вольно перевести «Жемчужный бек» [161].

Если сравнить тахаллус Дурбек с прозванием Мухаммед Тарагая — Улугбек, то аналогия напрашивается сама собой: Улугбек — Дурбек. Наконец, вспомним, что в год написания поэмы «Юсуф и Зулайха» — 812/1409 [162] Улугбеку было 15 лет, то есть он был в самом романтическом возрасте, поэтому едва ли будет ошибкой сделать вывод об авторстве Улугбека. В таком случае становится объяснимой та заслуженная похвала, которую возносили, зная поэму «Юсуф и Зулайха» (и может быть и другие произведения, не дошедшие до нас) и автора ее — Дурбека — Улугбека, Лутфи и Саккаки. Творчество Дурбека приоткрывает двери в расцветший при Алишере Навои (ум. в 906/1501 г.) сад староузбекской поэзии и впервые в истории узбекской литературы по-настоящему обращает внимание поэтов на красоту и поэтические возможности чагатайского языка.

Улугбек в силу сложившихся обстоятельств с детства общался с массой людей. Длительные походы деда, который брал с собой и внука, смена мест, стран, впечатлений, участие в приемах посольств [163], не говоря уже о той суете, которая все это сопровождала, должны были рано наложить свой отпечаток на характер Улугбека.

Кроме того, при дворе Тимура и Шахруха недостатка в зрелых умах для собеседования, не было. Помимо коллег-единомышленников, о которых будет сказано ниже, современниками Улугбека были такие, на удивление последующим поколениям, ученые, как лейб-медик Нафис б. Иваз Кирмани, упоминавшиеся выше историки Али Езди, Низамуддин Шами, Абдурреззак Самарканди, Хафиз-и Абру. Обилие историографов лишний раз доказывает о повышенном интересе Тимуридов к прославлению своей власти.

Мирза Улугбек с ранних лет увлекался героическими дастанами — легендами прошлого. Знакомству с рассказчиками, помимо личных кон-тактов, способствовала богатейшая библиотека в Самарканде [164], о которой и поныне ходят предания.

Естественно, что Улугбек обратился к историографии, этому увлекательному жанру [165]; ему не без основания приписывается просопо-графический труд «Улус арба'а Чингизи»- [166] («Четыре улуса Чинги- зова») [167]; в нем кратко изложена генеалогия предков и, попутно, раз-

[121]

витие событий в Средней Азии от Чингиза до начала XV в. «Улус арба'а» широко использовали другие историки, в частности в своих мемуарах «Тарих-и Рашиди» [168] потомок дяди Улугбека Миран-шаха- (ум. 810/1408 г.),.двоюродный брат Великого могола Захируддина Мухаммед Бабура (ум. в 937/1530 г.) Мирза Мухаммед Хайдар (убит в. 958/1551 г.).

Содержание и некоторые особенности стиля произведения, как отмечалось исследователями, очень близки к «Мукаддима» (Введение) «Зафар-намэ» («Книга побед»), Шарафуддина Али Езди, написанной в 822/1419 г. [169]. Удивительного в этом ничего нет. В свое время Ч. Рьё [170] указал, что Шарафуддин в 850/1446 г. был спасен сыном Улугбека - Абдуллатифом (ум. в 854/1450 г.) от гнева Шахруха; причиной опалы Езди явилось восстание мирзы Султан-Мухаммеда в Герате, к которому, видимо, был причастен историк. Просьба о помиловании обосновывалась тем, что-де «он [Улугбек] нуждался в помощи Маулана Езди для своих астрономических наблюдений». Езди был пощажен я перевезен в Самарканд [171]. В 853/1449 г. после гибели патрона он, как и остальные- соратники Улугбека, поспешил из Самарканда на родину [172].

Можно полагать, что Улугбек, написав «Улус арба'а» на основании устных преданий (и известных ему источников), обычно передававшихся в назидание княжичам, дал рукопись считающемуся и поныне непревзойденным стилистом-историографом Езди для шлифовки. Отсюда понятны шаги Абдуллатифа для спасения Езди, предпринятые, возможно, по указанию самого Улугбека, желавшего выразить ему свою признательность. Астрономом Шарафуддин Езди, насколько известно, никогда не был.

В круг литераторов с которыми общался Улугбек, кроме упоминавшихся уже Саккаки и Лутфи (см. прим. 154 и 155), входили младший современник Улугбека Абдуррахман Джами (род. в 817/1414 г. — ум. в 898/1492 г.) [173], посещавший Самарканд, Исматуллах ал-Бухари (ум. в 829/1426 или в 840/1437 г.) [174]; Камалуддин Бадахши [175]. Еще свежа была память об умершем за 4 года до рождения Улугбека, великом лирике «ширазском соловье» Хафизе (ум. в 791/1389 г.) [176].

Из-за скудности данных сравнительно мало уделялось внимания вопросу: как и когда возник у Улугбека интерес к естественным наукам? Любовь к наукам у Улугбека появилась очень рано, но конкретный вы-

[122]

[ИЛЛЮСТРАЦИЯ]

[123]

бор был сделан не сразу, быть может, он колебался: какой области знаний оказать предпочтение.

Будучи страстным охотником, Улугбек с детства познакомился с жизнью животных и птиц, рано стал вести летопись своим охотничьим трофеям [177]; охота требовала многих знаний: о качествах ловчих птиц, повадках зверей и т. п.; охотник должен был разбираться в лошадях, оружии, топографии и многих других вещах [178].

Свидетельством тому, что Улугбек одно время увлекался медициной, служит специально для него написанный (827/1424) Нафис б. Ивазом Кирмани, считавшимся одним из лучших врачей своего времени, обширный (около 1000 страниц) «Шарх ал-асбаб ва-л-аламат» («Комментарий на «Объяснение причин и симптомов» [болезней]») на арабском языке [179]; автор этого компендия — его соотечественник Мухаммед б. Али б. Умар Наджибуддин Самарканди (ум. в 619/1222 г.) [180].

Улугбек, видимо, хорошо разбирался в фикхе (мусульманское зако-новедение); до нас дошел труд некоего Алауддина ал-Бухари, посвященный в 850/1447 г. Улугбеку [181].

По мнению большого знатока той эпохи В. В. Бартольда, при Тимуре в Самарканде, т. е. в первые десять лет жизни Улугбека, имела влияние ученость, до некоторой степени ориентировавшаяся на Иран [182], откуда Тимур вывез много специалистов. Увлечение точными науками В. В. Бартольд относил к началу правления Улугбека в Мавераннахре (812/1409) [183], тогда Улугбеку было 15 лет и он стал тяготиться своим первым воспитателем (приставленным к нему в 808/1405 г. Шахрухом) — властолюбивым и энергичным нойном и эмиром Шахмеликом [184].

Однако в таком случае остается необъяснимым влияние Кази-заде Руми на Улугбека и увлечение последнего именно астрономией, ибо Шахмелик. был всего только воин, интересы которого мало соприкасались с наукой. По всей вероятности, Улугбек встретил на своем пути Кази-заде Руми (что, по мнению В. В. Бартольда, имело место после 823/1420 г.) и некоторых других ученых, сыгравших роль в его жизни, значительно раньше, чем до сего времени предполагалось [185]. Можно думать, что первая встреча имела место после поражения (805/1402) при Ангоре султана Илдирима Баязеда I (792/1389—805/1402), когда победителю — Тимуру — достались огромные трофеи [186] и пленники, в том числе столь заметный турецкий ученый Кази-заде Руми, который мог

[124]

находиться в столице государства или при султанской ставке хотя бы в качестве астролога..

В таком случае не исключена возможность, что астроном Кази-заде, присоединившийся к обозу Тимура, не преминул заинтересовать девятилетнего любознательного Улугбека развалинами прославленной Марагинской обсерватории, расположенной недалеко от Тимурова угрука, зимовавшего в 806/1403 г. в Султании [187], и заложить таким образом у впечатлительного мальчика первые зерна увлечения астрономией. Эта мысль ни в коей мере не противоречит высказанному В. В. Бартольдом мнению, что первым учителем Улугбека в Самарканде был именно Кази- заде Руми [188]. Естественно, что Улугбек, освободившись от «ига» Шахмелика, отдался целиком любимым своим занятиям, в том числе астрономией и поэзией. Этому вполне способствовала сама обстановка. Не следует забывать бытовавшего тогда (да и позже) у потентатов обычая: перед каждым серьезным делом или крупным семейным событием запрашивать придворных астрологов об ауспициях. Стоит перелистать хроники того времени, чтобы убедиться в этом. Запрашиваются «благоприятные часы» по всякому поводу, например перед закладкой сооружений [189], гороскопы и т. д. До нас дошел оригинал гороскопа для брата Улугбека Мирза Байсункар б. Мирза Шахруха (799/1396— 837/1433) [190].

Видеть юному княжичу астрономов, занятых своими наблюдениями, приходилось постоянно. Он был неравнодушен и к судьбе астрономов-предшественников. Например, в выше упоминавшемся историческом труде «Улус арба'а Чингизи» он уделяет особое внимание постороннему в повествовании о своих предках лицу — Насируддину Туси. Улугбек рассказывает, как Туси, во время нашествия монголов находившийся в осаде в крепости Маймун Дидж, возле Дарбанда, накануне падения этой крепости покинул ее, спрыгнув с крепостной стены, и отправился к илхану Хулагу, которым был весьма обласкан (656/1258) [191].

Улугбеку, как и его знаменитому предшественнику сто шестьдесят лет назад (657/1259) —Насируддину Туси в Мараге [192], посчастливилось составить в Самарканде еще до постройки им обсерватории (823/1420) деятельный коллектив ученых, главным образом астрономов.

Дружный творческий коллектив соорудил астрономическую обсерваторию, сделал усовершенствованные инструменты (часть из них, воз-

[125]

можно, уже имелась при дворе Улугбека) и затем с увлечением вел в ней более 17 лет наблюдения. Для той занятости государственными делами, которая выпала на долю Улугбека, его - настойчивость в достижении поставленной цели поразительна. Умение ладить с людьми и личный пример, как нам кажется, одно из основных достоинств [193], позволивших ему в содружестве с коллегами довести до конца астрономические таблицы.

44. Обычно среди известных и вошедших в историю науки соратников-астрономов Улугбека первым называют его наставника в астрономии Муса б. Махмуда Руми (по прозванию «Кази-заде» (сын судьи) из Бруссы (ум. ок. 840/1436 г.) [194]. Образование он получил в Персии, Хорасане и Мавераннахре. Время, когда Кази-заде примкнул к кружку Улугбека, в точности не известно; во всяком случае, благотворное влияние на юного Улугбека он оказал очень рано и содействовал его увлечению науками (см. выше). Достоверно пока лишь то, что Руми присутствовал в 823/1420 г.. на открытии медресе Улугбека в Самарканде; позже он принимал участие в наблюдениях в обсерватории, а после смерти первого его директора — Гиясуддина Джемшида — заменил его на этом посту [195].

Перу Кази-заде Руми принадлежит ряд трактатов и комментариев на чужие труды; наиболее известные: «Шарх «Китаб ал-мулаххас»»— «Комментарий на «Сумму [знаний] о небе»» Джагмини (см. № 36) — составлен в 830/1427 г. [196]. «Шарх «Ат-Тазкира ац-насирйиа»» («Комментарий на «Насировскую памятку»»); «Шарх «Ашкал ат-та'сис»»— «Комментарий на «Модели фундаментов»» Шамсуддин Мухаммеда Са- марканди (ум. ок. 600/1204 г.) [197]; закончен в 815/1412 г.

45. Второй опорой Улугбека был приглашенный несколько позже из Герата, по совету Ка.зи-заде Руми, Маулана Гнясуддин Джемшид б. Мас'уд б. Махмуд Кашани (Каши), уроженец Кашана [198] (ум. ок. 840/1436 г.) [199].

Маулана Джемшид прибыл в Самарканд, по некоторым данным, между 819/1416 и 830/1427 г. и занял пост придворного астронома. Здесь он принял активное участие в строительстве самаркандской обсерватории, а по завершении стал первым ее директором [200]. Интересно отметить; что Кашани был к тому же и медиком [201].

Как известно [202], до прибытия в Самарканд Джемшид находился

[126]

некоторое время в Герате при дворе Шахруха, которому посвятил свой трактат .(816/1414) «Аз-Зидж ал-мусамма би-л-Хакани фи такмил аз- Зидж ал-Илхани» («так называемые «Хаканские зидж» для усовершенствования «Илханских зидж») [203].

Следует отметить, однако, что до этого Гиясуддин Джемшид находился на службе у правнука Тимура Джалалуддин Искандер б. Умар Шейх б. Тимур. Искандер тогда был наместником от имени своего дяди Шахруха в Фарсе, но после попытки отложиться был казнен в 817/1414 г. Джемшид написал для него незадолго до 813/1410 или 814/1411 г. «Мух- тасар дар илм-и хайат» («Сокращенное изложение астрономии») [204], а затем, следовательно, из Фарса Джемшид перебрался в Герат, где закончил и посвятил в 816/1414 г. свой вышеназванный трактат «Аз-Зидж» Шахруху. В Самарканде Джемшид обосновался, видимо, между 816/1414 и 819/1416 гг. Гиясуддин — автор еще нескольких трактатов, из них некоторые написаны для Улугбека: «Мифтах ал-хуссаб фи-л-хисаб» («Раскрытие счета в арифметике») на арабском языке [205]; «Ар-Рисала ал-Камалийа» («Совершенный», или «Посвященный Камалу») на арабском языке [206]; «Мифтах ал-асбаб фи 'илм аз-зидж» («Ключ к приборам в искусстве [составления] зидж»), написан для совершенствования методов Улугбека в наблюдении небесных светил; ему принадлежит еще до десятка других работ [207].

Общепризнана одна из выдающихся его заслуг: он первый из математиков Востока сознательно употребил десятичные дроби [208].

46. Третьей опорой Улугбека, хранителем и передатчиком его трудов был самый молодой из всех (покровитель называл его сыном), личный друг ученого, энциклопедист Маулана Алауддин Али б. Мухаммед Кушчи (ум. в 879/1474 г.) [209]. Как и о других соратниках Улугбека, сведения о нем крайне скупы. Сын начальника ставки Тимура Али получил по тем временам блестящее образование: учился в Самарканде (его учителем был Кази-заде Руми) и в Кермане. Ему выпало на долю продолжить и завершить «Зидж», начатые его учителями.

После смерти Улугбека Кушчи незамедлительно покинул Самарканд под предлогом совершения хаджжа [210]. В пути, который по каким-то причинам был довольно долгим, Али познакомился с табризским эмиром Хасан Тавилом, который ввел его в общество Узун Хасана Ак-Койунлу—правителя Табриза (871/1466—883/1478). Позже по реко-

[127]

мендации последнего Кушчи был очень тепло принят при дворе турецкого султана Мухаммеда II (855/1451—886/1481) и сделал головокружительную карьеру: был назначен профессором, а затем и ректором- высшей школы Айя София в Константинополе, с баснословным по тем. временам окладом в 200 дирхемов в день [211].

Маулана Али Кушчи — автор нескольких трактатов: «Ар-Рисал» ал-Мухаммедийа фи-л-хисаб» («Мухаммеду посвященный трактат по арифметике») [212]; «Ар-Рисала ал-фатхийа» («Трактат в честь победы»), иначе «Рисала ал-хайиа» («Трактат по астрономии»), названный: так в честь покорения Ирака Персидского (Аджам) султаном Мухаммедом II [213]; «Рисала'илм ал-хисаб» («Арифметика») [214]; «Шарх Зидж Улугбек» («Комментарий на «Зидж» Улугбека») на персидском языке; «Комментарий на «Зидж» «Суллам ас-сама'а», т. е. на трактат своего учителя Гиясуддин Джемшида, называемый также «Ал-Камалийа» [215] и др.

Али Кушчи — талантливый архитектор-строитель, под его руководством возводилось здание Самаркандской обсерватории Улугбека (823/1420) [216]; он — медик, автор лечебника «Ал-Муджиз фи-т-тибб» («Краткое изложение медицины») [217]; всего у него до полутора десятков различных трактатов, в том числе грамматических, по законоведению и др.

Есть все основания рассматривать Маулана Али Кушчи как ключевую фигуру в последующей судьбе «Зидж». Нужно полагать, события развертывались таким образом: по предварительному плану, одобренному (а быть может, и составленному) утомленным династическими распрями Улугбеком, который, видимо, предчувствовал свою близкую гибель, Али Кушчи, будучи снабжен соответствующими полномочиями и неограниченными средствами, воспользовался возникшей после траги-ческой гибели патрона сумятицей, поспешно, насколько позволял ему предлог — паломничество, прихватив с собой все, что можно было взять: книги, рукописи, чертежи, малогабаритные инструменты и т. п., немалым караваном выехал незамедлительно из пределов столицы, а затем и страны.

Подтверждений этому искать далеко не нужно:

1) горячий прием за пределами Самарканда у Ак-Койунлу и султана, когда Али Кушчи достаточно удалился от пределов власти Тиму-

[128]

ридов; такой прием мог быть оказан только при наличии соответствующих рекомендаций от «мученика», покойного ученого-потентата Улугбека;

2) дальнейшие, до самой смерти, плодотворные занятия Али Кушчи математикой и астрономией в Турции, что возможно было только при наличии соответствующих условий, материалов и пособий;

3) относительно быстрое и широкое распространение «Зидж» Улугбека далеко на Запад (к середине XVII в. только в Англии имелось свыше десятка рукописей «Зидж» на арабском и персидском языках) [218), которое могло произойти лишь при активном распространении путем изготовления копий и содействии (сложность текста требовала квалифицированной редакции) располагавшего для этой цели средствами Али Кушчи;

4) видимо, не случайное скопление редчайших рукописей из Средней Азии в стамбульских коллекциях, в частности, двух списков труда Улугбека «Улус арба'а Чингизи», в самой Средней Азии не обнаруженных [219].

47. Энтузиазм отцов, увлеченных астрономическими наблюдениями, передался их сыновьям и внукам. Пример тому Хасан Челеби б. Муса б. Махмуд Кази-заде Руми, сын вышеупоминавшегося помощника Улугбека (см- № 44). Он был астрономом и работал в обсерватории в Самарканде, как и отец [220].

48. Было еще несколько сотрудников обсерватории, о которых мы почти ничего не знаем. Один из них — астроном и астролог Салахуддин [221]. Быть может, его можно отождествить с поэтом-ученым, подвизавшимся некоторое время при дворе Баязеда I (792/1389—805/1402) и Мухаммеда.I (805/1402—824/1421). Есть сведения о написанном им в 811/1408 г. астролого-космографическом альманахе на персидском языке «Аш-Шамсийа» («Солнечный»), иначе «Мулхама», занимательного характера о необычных явлениях природы. Оригинал его не дошел, есть лишь поздняя турецкая редакция в стихах Ибрахима Челеби «Джев- ри» (ум. в 1065/1655 г.) [222]

49. Маулана Му'инуддин Кашани, астроном, земляк Гиясуддина Джемшида; работал под руководством Улугбека над составлением «Зидж» [223].

[129]

50. Сын предыдущего, Мансур б. Маулана Му'инуддин Каши, учитель Абдул'али б. Мухаммеда Бирджандн (см. № 52).

Прославились в веках Улугбек и его коллеги Кази-заде Руми, Гия-суддин Джемшид, Аля Кушчи и другие целеустремленным трудом, о значении которого в будущем Улугбек имел вполне ясное представление [224]. О труде «Зидж-и джадид-и Султани» [225] написано много [226]. И все же некоторые детали еще продолжают оставаться не вполне ясными.

Прежде всего, обращает на себя внимание слово «джадид» (новый) в самом названии «Зидж». Как уже установлено, некоторые наблюдения для таблиц были начаты одновременно с возведением обсерватории (823/1420), цикл наблюдений начинался в этом же году. Закончены были в основном «Зидж» в 840/1437 г. (хотя наблюдения продолжались потом еще двенадцать лет до самого года смерти Улугбека (853/1449) [227]. Таким образом, наблюдения охватили полный астрономический 17-летний цикл. До издания данных «Зидж» Улугбеку других не приписывалось. Почему же все-таки они «новые»?

Точными науками — астрономией и математикой — Улугбек мог заняться с 812/1409г. [228]. Освоение сложных дисциплин, даже при таком опытном наставнике, каковым был Кази-заде Руми, потребовало, по крайней мере, нескольких лет усидчивых занятий.

Тем временем Гиясуддин Джемшид (см. № 43), будущий соратник Улугбека, составляет «Зидж-и Хакани» [229; и преподносит (816/1414) их Шахруху. Готовились эти «Зидж» в те же годы, когда занимался науками Улугбек. «Зидж-и Хакани» представляют собой в сущности одну из имевших примеры в истории астрономии попыток подогнать путем поправок данные «Зидж-и Илхани» Насируддина Туси к, местным широтам (т. е. Самарканду) [230].

Однако подобный труд не мог заменить собой оригинальных, по наблюдениям выведенных таблиц. Ожидаемой славы автору он не принес, но опыт был, вероятно, учтен. Во всяком случае, хронологически к этому же времени (816/1414) следует отнести зарождение идеи о создании обсерватории в Самарканде для ведения звездных наблюдений и подготовку к ее сооружению. О том, что подобная подготовка имела место, нет сомнения. Некоторые намеки о ней содержатся в таких фактах. Над аркой медресе Улугбека в Самарканде (построено в

[130]

823/1420 г.) помещено мозаичное изображение звездного неба [231]. Это говорит не только об увлечении заказчика астрономией, но и о том, что строителям арки еще до ее завершения, т. е. года за два-три (820/1417?), было дано соответствующее указание, быть может набросок. Для строительства обсерватории, которая уже сооружалась в год окончания постройки медресе [232], тоже необходимы были соответствующие задания и чертежи. Ввиду сложности сооружения и новизны для подготовки документации следовало иметь, по меньшей мере, удвоенный против медресе срок разработки проекта (816/1415?—823/1420).

Поэтому можно полагать, что 816/1415 год и был годом рождения идеи об обсерватории [233] и началом подготовительных работ к ее сооружению.

Вернемся к слову «джадид». Когда составлялись «Зидж» Улугбека, у одного из авторов (а может быть, и его коллеги), уже имелись «Зидж- и Хакани». Необходимо было отразить в названии осуществление принципиально нового плана — создание астрономических таблиц по непосредственным наблюдениям. Что и было сделано: «Зидж-и джа-дид-и Гургани» («Новые, Гургановы астрономические таблицы») [217].

Содержание «Зидж» Улугбека и анализ наблюдений его Самаркандской обсерватории выходят за рамки настоящего сообщения. Им посвящены соответствующие разделы работ Т. Н. Кары-Ниязова, Седийо, Болл Нобла, к которым и отсылаем (см. примеч. 1) [234].

Проблема точности «Зидж» Улугбека всегда интересовала ученых, однако она долго оставалась загадкой и требовала своего решения, которое, наконец, и было найдено.

Постоянный контакт на протяжении восьми веков, который мы наблюдаем среди ученых и астрономов — наших соотечественников — с коллегами других восточных стран, в сочетании с кропотливой творческой работой в значительной мере содействовал плодотворному обмену методами и достижениями астрономических наблюдений, которые в XVI веке опередили успехи западных астрономов.

Малозамеченными и неоттененными в Европе, вследствие недостаточности сведений по истории восточной астрономии (да и одной ли только астрономии!), прошли многие открытия, нововведения и изобретения преемников классической и индийской науки, позволившие в итоге Улугбеку прийти к небывалым дотоле по точности наблюдени-

[131]

ям. Современникам на Западе казались загадочными эти успехи. Сами восточные ученые не находили нужным отмечать детали, средства и методы повседневных наблюдений, считая, видимо, все это рутиной.

И все же одно из подобных изобретений — поперечный масштаб [235]—описал ученый XVII века Абдулмун'им Амили. Введение поперечного масштаба на главном инструменте обсерватории Улугбека — секстанте (по мнению других, это был квадрант), вероятно,— одно из самых выдающихся нововведений после изобретения секстанта. Трудно теперь ответить на вопрос, когда появилась идея применить его на .астрономическом инструменте.

Поперечный (диагональный) масштаб позволил наблюдателям при определении азимута и высоты звезды измерять и откладывать доли градуса — секунды, не приближенно, а точно по шкале. Вполне очевидной становится поразившая современников точность астрономических таблиц Улугбека [236].

После трагической гибели Улугбека (8 рамазана 853/25 октября 1449 г.) коллектив (или то, что от него к тому времени осталось) самаркандских астрономов распался. Многие из них покинули Самарканд. Али Кушчи отправился на Запад. С ним, надо полагать, выехал совсем юный внук Кази-заде Руми Мухаммед Мирим Челеби. Таким образом, Самаркандская школа, распустившись пышным цветом, быстро увяла, но слава о ней сохранилась до сих пор.

Если судить по дошедшим до наших дней немногочисленным трудам, в Мавераннахре еще некоторое время теплилась искра былого блеска астрономии. Так, например, Абдурреззак Самарканди (Матла' ас-са'дайн, л. 304а) рассказывает, что посол Абу Са'ида (855/1452— 873/1469) привез в Герат для Абу-л-Касима Бабура (ум. в 861/1457 г.) экземпляр астрономических таблиц Улугбека. Среди ученых, посвятивших себя астрономии после Улугбека и оставивших след в истории астрономии, можно назвать несколько имен.

51. Одним из первых следует отметить хорасанца Фасихуддин Му-хаммед б. Абдулкерим Низами ал-Кухистани (ум. в конце 919/начале 1514 г.), учителя по астрономии знаменитого поэта Алишера Навои (ум. в 906/1501 г.). В Собрании Академии наук УзССР хранится уникальная рукопись (возможно, автограф комментатора) комментария на «Бист баб дар ма'рифат-и астурлаб» — «Двадцать глав о изучении

[132]

Рис. 6. Чертеж главного инструмента обсерватории Улугбека в Самарканде. «Зидж» Улугбека, изд. Болл Нобла, 1917.

[133]

астролябии» Насируддина Туси» (см. № 30) [237]. Этот комментарий ал-Кухистаии закончил и посвятил своему ученику и патрону Алишеру Навои в 875/1470 г. (о чем гласит запись в самой рукописи); последний признавал только действительную науку и скептически относился к астрологии [238], по этой причине, очевидно, учитель и посвятил ему свой комментарий [239].

Известный энциклопедист Амин Ахмед Рази в составленном им в 1002/1593 г. географо-биографическом труде «Хафт иклим» («Семь климатов») отмечает еще один комментарий ал-Кухистани на «Ал-Мулаххас фи-л-хайа» — «Сумма знаний [о небе]» Махмуда Джагмини (см. № 36), рукописи этого труда редки, в каталогах они не упоминаются [240].

52. Низамуддин Абдул'али б. Мухаммед б. Хусайн Бирджанди (XVI в.), ученик Мансура б. Му'инуддина Каши (ок. 916/1510 г.) [241] и Сайфуддин Ахмеда Тафтазани, шейхулислама Герата (ум. в 916/1510 г.); Бирджанди — автор многих трактатов, в их числе «Шарх Зидж-и Улугбек» («Комментарий «Зидж» Улугбека»), законченный в 929/1523 г. [242] и посвященный Хабибуллаху, хорасанскому везирю [243].

53. Абдулкадир б. Хасан Руйани [244] (ум. в 925/1519 г.), профессор высшей школы в Герате при Султан-Хусайн-мирза б. Байкара б. Умар-шейх б. Тимуре (ум. в 911/1506 г.) [245].

Руйани написал компилятивный трактат «Зидж мулаххас Мирзайи» («Мирзе посвященные извлечения из «Зидж») [246] в 891/1486 г. для Тимурида Аличб. Махмуд-мирза б. Султан Абу Са'ид-мирза (б. Мухам-мед) б. Джалалуддин Миран-шаха (ок. 902/1497), т. е. племяннику [247] Улугбека.

54. Талантливый комментатор, астроном, педагог Мухаммед б. Муса б. Махмуд Кази-заде Руми, по прозванию Мирим Челеби (ум. в 932/1525 г.) [248], внук соратника Улугбека Кази-заде Руми и внук другого его сподвижника Али Кушчи [249].

Мирим [250] (наш мир — эмир; другое чтение: Мириам) Челеби в юности помогал старшим в наблюдениях в Самаркандской обсерватории. После отъезда в Турцию — профессор в Галлиполи, Андрианополе, Бруссе и других городах; при султане Селиме (918/1512 — 926/1520) — казий в Анатолии [251]. Мирим Челеби написал для Баязеда II (886/1481 —918/1512) «Дастур ал-амал фи тасхих ал-джадвал» («Руководство для сверки таблиц») [252]—обстоятельный комментарий на «Зидж» Улугбека, на персидском языке [253]. По авторитетному мнению Седийо, — это лучший восточный комментарий на этот труд [254].

[134]

[ИЛЛЮСТРАЦИЯ]

[135]

Цитируется по изд.: Вороновский Д.Г. Улугбек и его коллеги в Самарканде. // Из истории эпохи Улугбека. Сборник статей. Отв. ред. А.К. Арендс. Ташкент, 1965, с. 116-135.

Самарканд.

Вернуться на главную страницу Улугбека

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС