|
|
Белый Андрей (Бугаев Борис) |
1880-1934 |
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Андрей Белый
Хмельницкая Т.Ю.Поэзия Андрея Белого9Подлинной поэтической удачи Белый достиг в своей последней поэме «Первое свидание», вдохновенно, просветленно и поразительно точно воспроизводящей прошлое. Круг сомкнулся. Белого в поздние годы непреодолимо притягивает к себе память о первых его поэтических шагах, о времени создания симфоний и юношеского увлечения идеями Вл. Соловьева память о «зорях» начала века. Он вспоминает с пафосом и восторгом тех ранних лет, и воспоминания эти - высокий творческий взлет Белого. Эта редкая по стиховому и звуковому мастерству поэма густо насыщена словесными открытиями. Стиховые мемуары Белого – жанр, в котором он наиболее свободен, выразителен и полон жизни. «Первое свидание» (1921) такая же вершина поэтического творчества Белого, как мемуарная трилогия - вершина его прозы. «Первое свидание» - широкая панорама жизни молодой московской интеллигенции начала века, воплощенная биография А. Белого тех лет. Все отразилось в ней: дружеский дом Соловьевых, тесное общение с их сыном Сережей, будущим символистом, увлечение философскими и мистическими идеями Вл. Соловьева, возвышенная влюбленность по всем правилам культа Прекрасной Дамы («ее не имя, а во имя»), занятия физикой и философией, радостное ожидание чуда, и над всем - дух музыки - великолепное во плоти звука описание концерта в московском Благородном собрании. Это непринужденное отражение собственной жизни в лирике отрывочно и незавершенно встречалось у Белого и раньше в его [57] литературных портретах и дружеских посланиях Вяч. Иванову, С. Соловьеву и особенно в цикле «Философическая грусть». А «Первое свидание» задумано как панорама своего времени. Это - воспоминание, обращенное не только в глубь собственных раздумий о прошлом наедине с собой, но и ко многим собеседникам. Белый все время как бы приглашает читателя разделить с ним память о прожитых годах и оценить их с вершины зрелого опыта. Восторги юноши углублены и умудрены проницательной, понимающей иронией. По тону и стилю эта поэма во многом близка к «Евгению Онегину»; разговорная непринужденность легкого и резвого ямбического стиха, интонация непосредственного и шутливого общения с читателем, неожиданные переходы от описания к беседе и подтрунивающему размышлению. Совершенно по-онегински звучит это разговорно-естественное припоминание в стихах: О. М., жена его, – мой друг, Художница – (В глухую осень я с ней... Позвольте - да: лет восемь По вечерам делил досуг)... Иногда даже самый выбор слов возвращает нас к языковой окраске стиха пушкинской поры: Бывало, я звонился здесь Отдаться пиршественным негам... А вот пример непринужденного обмена репликами в пределах упругой строки, когда разговорность не разбивает ритма, а наоборот, подчеркивает и усиливает его, - строка типа пушкинской «Ты ей знаком? – Я им сосед»: – «Скажи, тобой увлечена Надежда Львовна Зарина?.. » – «Не знаю я...» – «Быть может?» – «A?!» Ироничный и точный разбег биографии, столь характерный для онегинской строфы, слышится в строках, посвященных детству Сережи Соловьева: [58] Две бабушки, четыре дяди, И, кажется, шестнадцать теть Его выращивали пяди, Но сохранил его господь... Описание концерта, публики, дирижера Сафонова и оркестрантов в «Первом свидании» перекликается с описанием театральной публики и танца Истоминой в «Онегине». Но в целом «Евгений Онегин» для Белого – только линия жанровой преемственности, а по существу «Первое свидание» оригинально и по замыслу, и по материалу, и по преломлению образов. Поэму отличает специфическая для Белого нелепость гротескного жеста, мимики, облика ее персонажей. Вот «повелитель музыки» Сафонов. Не только мастерство дирижера и красоту концерта, как бы осязаемо воплощенного в самой звуковой ткани поэмы, передает Белый. Он остраняет образ комическим описанием жестов дирижера и оркестра: Кидаясь белой бородой И кулаками на фаготы, Короткий, толстый и немой, Как бы вынюхивает что-то; Присядет, вскинув в воздух нос: Вопрос, разнос во взгляде хитром; И стойку сделавши, как пес, Несется снова над пюпитром . . . С таким же гротескным комизмом дан портрет Вл. Соловьева. Он появляется в поэме не только в ореоле бессмертного величия, но и в наглядном комизме забавных жестов: Стащивши пару крендельков С вопросом: «Ну и что ж в итоге?» Свои переплетает ноги, Грохочет парой каблуков. «Всклокоченность» и «косматость» образа, даже вознесенного в надземные выси вечности, для Белого неизбежна. Даже неземная влюбленность в Надежду Львовну Зарину преломлена гротескно-насмешливо: Она – Мадонна Рафаэля! Пройдет, – мы, вспыхнувши, вздохнем, Идиотичеки ослабнем . . . [59] Пройдет с раскосым стариком, С курносым, с безволосым бабнем … Сочетание физиологически-смешного с прикрашенно-поэтическим сказалось в таких соседствующих и как будто взаимоисключающих строках, как: Мы чешем розовые плеши под бирюзовою весной. Смешное и великое у Белого не уничтожают, а взаимно укрепляют друг друга. Одно переплавляется в другое, и мир, предстающий в грандиозном гротеске, одновременно полон житейской «невнятицы» и высокого, одухотворяющего внутреннего смысла. «Первое свидание» – это не только воспоминание о «зорях» начала века и собственной юности, это и тревожный взгляд в будущее, и острое ощущение катастрофичности эпохи. Поэма написана в исторически-раскаленные грозные годы, и Белый первый в мировой поэзии заговорил об атомной опасности: Мир - рвался в опытах Кюри Атомной, лопнувшею бомбой... Углубленное чувство времени свойственно лучшим поэтическим книгам Белого - сборнику «Пепел» и поэме «Первое свидание». «Первое свидание» не ограничивается эпическим воспроизведением прошлого и размышлениями над будущей судьбой мира. Поэма эта – в такой же мере стиховые мемуары, как и сотворение мира в полноте звучащего слова. О заново открытом слове, воскрешающем мир, Белый говорит во вступлении к поэме. Словотворчество осмысляется им как жизнетворчество: Ты в слове Слова – богослов: О, осиянная Осанна Матфея, Марка, Иоанна – Язык!.. Запрядай: тайной слов! Поэма полна головокружительными сочетаниями слов, как бы ничего общего между собой не имеющих, но, сближенные звуком, они переплавляются в некое неожиданное единство: «и я, как гиблый гибеллин, у гвельфов ног», «из воли: толстые волы», и знаменитое: [60] Так звуки слова «дар Валдая» Балды, над партою болтая, Переболтают в «дарвалдая».. Белый не отказывает себе в радости прямых, само собой напрашивающихся каламбуров с подлинными фамилиями своих героев: «графиня толстая – Толстая», «Не та калоша: Каллаша!». В том же плане - быстрые рапирные выпады в танцующих и жонглирующих словами строках: И движим паром паровоз; И Гревса Зевс – не переладит; И физик – посреди небес; И ненароком Брюсов адит; И гадость сделает Гадес... Белый необычайно щедро и насыщенно применяет в «Первом свидании» весь свой богатый опыт ассоциативной связи слов. Вершин звукописи Белый достигает там, где стиховое слово ощутимо воплощается в непосредственный звуковой процесс настройки инструментов. Звуковая нерасторжимость слов в этих строках абсолютна: И трудный гуд, и нудный зуд Так ноет зуб, так нудит блуд... Кто это там пилит и режет? Натянуто пустое дно, Долдонит бебень барабана, Как пузо выпуклого жбана: И тупо, тупо бьет оно... О, невозможные моменты: Струнят и строют инструменты... Каждая строка в «Первом свидании» насквозь «озвучена», и каждый звук в сочетании самых неожиданных слов предельно осмыслен. В ранних своих статьях о формах искусства Белый провозгласил музыку самым всеобъемлющим и совершенным искусством, которое обогащает возможности других областей творчества. В «Первом свидании» Белому удалось осуществить это проникновение музыки в поэзию, сохранив все богатство сложнейших и тончайших смыслов, заложенных в слове. Поэма эта симфонична. Она выходит далеко за пределы того отрезка времени, о котором с та- [61] кой проницательной иронией вспоминает Белый. Эпиграфом к поэме могут служить ее же строки: Волною музыки меня Стихия жизни оплеснула Сложная звуковая ткань Белого - это не только формальная задача инструментовки стиха. Белый как бы устанавливает родство слов, казалось бы чуждых друг другу, извлекая из них корень, и через корень доходит до открытия сути. Недаром он так увлекался теорией внутренней формы слова, разработанной Потебней. В этой внутренней форме Белый искал образную основу каждого слова и делом искусства считал воскрешение корневой связи слов. В этой связи открывался ему смысл их родства. Образ существовал для Белого, в слове неотделимо от звука и ритма. Праобраз заключен в звуке. В своей поэме о звуке «Глоссалолия» – буквально «звукословие» – Белый пытался раскрыть первоначальные смыслы слова через звук. «Область звука - в заобразном, в корневом, в прародимом». «Слово… буря расплавленных ритмов звучащего смысла». «Звукословие - опыт; восстановлено мироздание в нем» 1. Белый - изобретательный словотворец, но между ним и словотворцем Хлебниковым, которого он очень ценил н с интересом изучал, - принципиальная разница подхода к слову. Хлебников извлекал из одного словесного корня неисчислимое богатство слов, и это было для него самоценной радостью. Он населял мир новыми, им самим созданными словами. Для символистов, в отличие от футуристов, не существует самоцельной игры словами. Символисты верили в собственные калам буры и творили из них мифы происхождения мира. Связь сходно звучащих слов для них - своеобразная космогония. У Вяч. Иванова: солнце - сердце, дерево - дриада. За связью слов символисты видели реальное соотношение вещей и явлений в мире. У Белого в «Глоссалолии» это проявилось в целой наукообразно обоснованной системе, хотя он сам называет эту необычную книгу «поэмой о звуке», мифом и сказкой: «Я буду рассказывать сказку, в которую верю, как в быль; сказка звуков пройдет: пусть для вас она – сказка; а для меня она - истина; дикую истину звука я буду рассказывать» 2. ____ 1. А. Белый, «Глоссалолия». Берлин, изд. «Эпоха», 1922, с. 29, 1 1. 31. 2. Там же, с. 37. [62] Белый верит, что природа звуков передает природу явлений. Поэма о звуке кончается апокалиптическим пророчеством и призывом: «да будет же братство народов: язык языков разорвет языки; и - свершится второе пришествие Слова» 1. Так же как революция была связана для Белого со вторым пришествием Христа, так связывает он с духовной творческой революцией новое «мироздание слова», преобразующего мир, ибо - сны созданы словом; и словом своим создаем, нарицая... все вещи; именование – творение» 2. «Глоссалолия», напечатанная в 1922 году, через год после «Первого свидания», - книга крайне субъективная, произвольная и как будто прямого отношения к стихам Белого не имеющая, но она многое объясняет в его непосредственно-художественной практике. В ней ключ к его словесным поискам и в лирике, и в прозе, и в поэме «Первое свидание». «Первое свидание» - одно из самых значительных и обобщающих созданий Белого в поэзии - вобрало в себя духовный и жизненный опыт его юности. Но это еще далеко не последнее творческое слово Белого, с середины 20-х годов и до конца своей жизни работавшего главным образом в области прозы. ____ 1.А. Белый; «Глоссалолия», с. 131. 2. Там же, с. 101. [63] Цитируется по изд.: Андрей Белый. Стихотворения и поэмы. [Библиотека поэта]. М.-Л., 1966, с. 57-63. Вернуться к оглавлению статьи Т.Ю. Хмельницкой "Поэзия Андрея Белого"
Вернуться на главную страницу Андрея Белого
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |