SEMA.RU > XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ  > РУССКАЯ ЖИЗНЬ
 

Николай ИВЕНШЕВ

 

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

ДОМЕН
НОВОСТИ ДОМЕНА
ГОСТЕВАЯ КНИГА

 

"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
"МОЛОКО"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОЛДЕНЬ"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
ПАМПАСЫ

СУЩЕСТВО

Рассказ для правой руки без оркестра

В конторе Кука царила скука. Она была покрашена в салатовый, гигиенический цвет стен. Воздух легкой депрессии витал по коридорам и кабинетам уже лет десять. И скука эта была уютной. Если кто-то из служащих вдруг раскрывал рот, то уже было ясно, что он скажет. И конторские не дослушивали до конца вопросов, а сразу отвечали. И ответ этот давался не полностью, а лишь легкими намеками, эскизно. Зачем зря сотрясать воздух, и так всё ясно.

У меня в кабинете висел сделанный на старой электронно-вычислительной машине, "динозавре", портрет А. П. Чехова. Он был унизан абсолютно одинаковыми точками. Лишь пенсне было говорящим и подтверждающим формулу другого классика: "Скучно на этом свете, господа!"

Я вознамерился, скуки ради, написать рассказ "для правой руки", вспомнив, что один из русских музыкантов, заболев артрозом, сочинил целую серию этюдов "для правой руки". Но, сев за стол, я услышал из кабинета бухгалтерши душераздирающий вопль.

Я кинулся в бухгалтерию – к Раисе Андреевне.

Там раскачивалась на стуле, обхватив живот руками, не Раиса Андреевна, а другая женщина, со слегка узнаваемыми чертами Раисы Андреевны.

Наша контора вмиг преобразились. Забегали, застучали каблуками, бухгалтерше совали в сжатые зубы стакан с водой. Она его отталкивала. По бухгалтерскому же телефону вызывали "Скорую".

Наконец, Раиса Андреевна разлепила рот и вялым голосом, как будто это были последние слова разочаровавшегося в жизни человека, сказала: "Она… Оно перемололо все мои квартальные отчеты!"

Глазами Раиса Андреевна уперлась в какое-то бумажное крошево на полу, возле вертящегося стульчика.

-Не может быть, - пробурчал наш начальник Эстонцев, - У нас сплошная гигиена. Это Существо не может залезть на третий этаж. И подвала в конторе нет.

Худосочный и горбоносый инженер Колыхалов не согласился с шефом:

-Они и в самолет забираются, ушлые стервы. Электронику портят, что-то в ней нашли такое…чипсы, тьфу, чипы.

- А если пустить на ночь кота? - Как всегда неожиданно, нестандартно предложила женщина без возраста Надежда Васильевна Вязунова.

- От кота того останутся рожки да ножки! – Хмыкнула экономистка Лариса Фигура, тряся для убедительности какими-то желтыми, может быть даже медицинскими, листками.

Я вспомнил роман Альбера Камю "Чума" и веселым (вот же зараза, откуда это только во мне) голосом сообщил: "От этого может быть бубонная чума!"

Как ни странно, но после этих слов, Раиса Андреевна ожила и даже криво улыбнулась.

Все разбрелись по кабинетам. Я пришел в свой и набрал на компьютере правой рукой: "Существо". "Рассказ для правой руки без оркестра".

Я немного хитрил, заглавные буквы приходилось извлекать, включая и левую руку.

С этого дня началась веселенькая жизнь.

Другим утром все, наконец-то, поняли, что Существо нас своим присутствием не оставило. И почти всем нанесло урон.

Всем, кроме Эстонцева. Шефа оно не тронуло.

У кого-то подгрызло линолеум, у кого-то обкорнало корешок телефонного справочника, у кого-то сшибло цветочный горшок. У меня непонятным образом влезло в ящик стола и попыталось открыть жестяную банку с кофе. Но, скорее всего, сорт этих гранул ему (ей) не понравился, и оно только надгрызло пластмассовую крышку.

Все пришли в ужас. Мне показалось, что даже портрет Чехова ожил. Антон Павлович словно бы тихонько промолвил: "Погодите-ка, господа хорошие, еще не то будет. Еще взвоете".

Он этого, разумеется, не говорил. Не к лицу такое ехидство русскому интеллигенту. Это моя зловредная натура говорила.

- Есть такой яд, зоокумарин называется, - Пробежала мимо меня Вязунова, предлагая кому-нибудь купить этого яда.

Никто и ухом не повел. Хоть и страх слегка шевелил волосы и холодной столовой ложкой бегал по позвоночнику, все мужественно молчали. Мы молчали бы даже, если бы это существо догрызала изящную ножку секретарши Люси Селифановой. Конечно, поморщились бы, всплакнули, но втихую.

Я настучал правой рукой: "В конторе Кука царила скука. Она была покрашена в салатовый, гигиенический цвет стен. Воздух легкой депрессии витал по коридорам и кабинетам уже лет десять. И скука эта была уютной"

Этот абзац на другое утро надо было продолжить. Я решил писать свой рассказ для правой руки поабзацно. Каждый день строк по тридцать.

Я нажал на кнопку процессора. Экран не загорался и не пищал. Компьютер спал или был мертв. Может нет электричества? Я сунулся к штепселю, чтобы потрясти его и тут меня пронзило и откинуло на стол.

Наверное, я кричал, потому что через мгновение увидел возле себя перемигивающиеся и хлопающие ртом физиономии коллег. "Это я или они рыбы?"

Эстонцев тряс перед собой переломившийся шнур от компьютера. Из виниловой оболочки торчала голая, оборванная жила.

Не надо было долго думать, чтобы сообразить кто виновник перекуса провода.

- Это опять оно, - Подтвердила Раиса Андреевна мои мысли.

- Надо купить в эпидстанции зоокумарин! – Проворчал, вертя побагровевшим носом, инженер Колыхалов.

- Да, надо! – подтвердил его слова начальник Эстонцев. И неожиданно предложил: "Даю пятьсот, кто хочет остаться на ночь в конторе?"

Пятьсот хотели почти все, но остаться желанья не было.

- Ну, не я же останусь? - Оглядел сам себя Виталий Григорьевич.

- А давайте милицию вызовем? – Плеснула глазами Надежда Васильевна, - И сама почему –то засмеялась над собственной непролазной глупостью.

Мне хватило сил починить компьютерный шнур и настрочить в этот день: " Если кто-то из служащих вдруг раскрывал рот, то уже было ясно что он скажет. И конторские не дослушивали до конца вопросов, а сразу отвечали. И ответ этот давался не полностью, а лишь легкими намеками, эскизно. Зачем зря сотрясать воздух, и так всё ясно.

У меня в кабинете висел сделанный на старой электронно-вычислительной машине, "динозавре", портрет А. П. Чехова. Он был унизан абсолютно одинаковыми точками. Лишь пенсне было говорящим и подтверждающим формулу другого классика: "Скучно на этом свете, господа!"

Утром на работу все не шли, а бежали. Раздирало любопытство: "А что на этот раз? Что натворит злобное Существо в эту ночь?" Конечно, знали, знали, как существо зовут, как омерзителен его розовый, просвечивающийся хвост. Но не называли его.

Существо разорвало, словно у него (неё) были портняжьи ножницы, весь линолеум в коридоре. Оно подбиралось в шефский кабинет и слопало дерматиновый плед на старой машинке в приемной. Существо проникло в узкую щель (как только голову просунула?) кабинета инженера Колыхалова и в пух и прах разодрало книгу "Рыболов- спортсмен".

Господи, Боже мой, где эта вожделенная скука? Вместо нее – другое слово, но с той же буквы. Страх сковал конторских. Но кто же это признает! Колыхалов присвистнул и собрал клочки "Рыболова - спортсмена", сделав для останков любимой книги гроб из листка бумаги формата А-4. Бухгалтерша убежала к себе в кабинет. У нее Существо вылизало банку смородинного варенья. У экономистки Фигуры пропали ножницы с неестественно длинными концами.

-Неужели и сталь жрет, зараза? – спросил у всех Эстонцев. Кто же ему ответит. Тогда шеф произнес цифру "Тысяча". Но и на нее никто не клюнул.

Вязунова принесла откуда-то тюбик со специальным клеем.

"Для не…во…ее!"- протянула она клей уборщице Анне Ивановне. Эстонцеву она вручила, как почетную грамоту, свой больничный.

Казалось, что мой компьютер сам набарабанил: "Я вознамерился, скуки ради, написать рассказ "для правой руки", вспомнив, что один из русских музыкантов, заболев артрозом, сочинил целую серию этюдов "для правой руки". Но, сев за стол, я услышал из кабинета бухгалтерши душераздирающий вопль"

Теперь про наше происшествие знали соседи: туристическое агентство, детская поликлиника, милиция, добровольная народная дружина, общество ветеранов и еще ряд организации, в общем-то, с таким же жалким, скучным существованием. Я заметил, что стоит мне кому-то из своих знакомых, вне стен конторы, протянуть руку, так мне её… и не пожимали. С разными жестами, старались увильнуть от рукопожатия. Может, тоже читали Камю, "бубонная чума" и так далее

Еще я заметил, что мои коллеги стали стопроцентно живыми существами. И утром, и вечером все собирались, кто у кого, пили чай-кофе, шеф разрешал даже по бутылочке пива. Спорили, догадывались – "Где оно может обитать". "Скорее всего, в подвале ресторана". "Тогда почему из столь обильного пищевого места, оно бежит сюда – в конторские бумаги?" "Скоро примется за нас", - порадовала всех внезапно помолодевшая бухгалтерша. У нее даже кудри завились. А я подумал, но не рассказал: " Грех, грех! В прошлую ночь Существо сгрызло церковную просвирку, которую мне месяц назад подарила Надежда Васильевна. Просвирку я из-за брезгливости (кто её пек?) есть не стал, а выбросить считал святотатством, вот Существо и подобрало. И слопало. Грех, грех!"

Эстонцев не стал наращивать плату за поимку Существа. Может вся эта история ему самому нравится? Но как это может нравится, если в следующую ночь оно сожрало у шефа старую шляпу, в кои –то годы засунутую под крышку стола. Старая шляпа, ностальгия, воспоминания, дорогое – и в её мерзкую глотку!

Однажды мне то ли приснилось, то ли примнилось, будто прихожу я на работу, на то место, а трехэтажного здания нашей конторы Кука нет, её проглотило. Оно! Оно - как у Стивена Кинга. Рассказ ужасов!

Я смело продолжил свою притчу: "Я кинулся в бухгалтерию – к Раисе Андреевне. Там раскачивалась на стуле, обхватив живот руками, не Раиса Андреевна, а другая женщина, со слегка узнаваемыми чертами Раисы Андреевны. Наша контора вмиг преобразились".

Да, контора опять преобразилась. И на этом моменте надо заканчивать рассказ, потому что у дверей нашего "офиса" меня встретила уборщица Анна Ивановна. Она с то загорающейся, то с гаснущей улыбкой рассказала, что утром, когда открыла контору, услышала, "как будто плеск какой". Крыса, а не Существо, приклеилась всеми четырьмя лапами в проеме, пробираясь в бумажную кладовую. Одну лапу она все же могла выдрать из клейкой массы, но другие не пускали.

Анна Ивановна кинулась звонить шефу. Крыса обессилила и вжалась животом в клей. Но была жива и дергалась. Серое тело ходило волнами. Прибежал весь красный Эстонцев и хлопнул крысу штыковой лопатой по башке. Ударил несколько раз, пока существо совершенно перестало дрыгать неожиданно ставшим жалким телом. Через пятнадцать минут крысу Эстонцев отодрал той же лопатой и отнес в железный мусорный контейнер.

Это, конечно, противоестественно, что я подумал. Крыса – жуткое существо, переносчик страшнейшей инфекции, безжалостная ко всему живому и мертвому тварь. Она - самое устойчивое из живой природы - в нашем атомном веке, её даже радиация не берет…Увы, ничто не вечно под луной, даже такое стальное могущество. Но крысу, элементарного пасюка, было жалко.

Она дала нам несколько дней счастливой жизни. Может в этом вся суть. Васильки во ржи помогают злаку набирать колос. А сорные травы, к примеру, та же расторопша, колючий татарник, оказываются лечебными. И восстанавливает даже печень алкоголика.

Что же? Что делать дальше, без крысы, без Существа? А ничего.

Я сел за компьютер, чтобы продолжить свой рассказ. Но рассказ не шел. А руки сами собой набрали первое, что взбрело в голову:

"В конторе Кука царила скука. Она была покрашена в салатовый, гигиенический цвет стен. Воздух легкой депрессии витал по коридорам и кабинетам уже лет десять"

Я взглянул на портрет Антона Павловича, смотревшего на меня с укоризной, бросил взгляд на календарь, рекламирующий "Стройбанк", и поправил числительное "десять" на числительное "одиннадцать".

 

Написать отзыв

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

 

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

 
Rambler's Top100

Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев