Вадим КОЖИНОВ

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

ДОМЕН

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

"МОЛОКО"

"ПОДЪЕМ"

"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"

ЖУРНАЛ "СЛОВО"

"ВЕСТНИК МСПС"

"ПОЛДЕНЬ"

"ПОДВИГ"

"СИБИРСКИЕ ОГНИ"

ГАЗДАНОВ

ПЛАТОНОВ

ФЛОРЕНСКИЙ

НАУКА

ПАМПАСЫ

ВЗГЛЯД ЧЕРЕЗ ВЕК

Три года назад ушёл из жизни один из самых загадочных людей ХХ века - Вадим Валерианович КОЖИНОВ

Многие, особенно следящие за литературными новинками, помнят, как в 2000 году на прилавках отделов поэзии книжных магазинов, изобилующих изданиями, антологиями, подводящими как бы литературные итоги двадцатого столетия, появилась книга "Вершины русской поэзии. Век XIX" - антология, претендующая на "новое представление" читателю, казалось бы, всем известных вершин творческого наследия великих русских поэтов А.С.Пушкина, Е.А.Боратынского, Ф.И.Тютчева, А.В.Кольцова, М.Ю.Лермонтова, А.А.Фета, Н.А.Некрасова. Книга на удивление быс­тро разошлась и сейчас, скорее всего, является библио­графической редкостью. Вне всякого сомнения, это связано с именем её составителя - выдающегося русского просветителя, писателя, историка, литературоведа Вадима Валериановича Кожинова, чей взгляд на, казалось бы общепринятые оценки фа­ктов, событий, явлений бытия, отличающийся основательностью, компетен­тностью, научной ответственностью заставляет наше сознание начать дви­жение в обход устоявшихся стереотипов.

Лёгший в основу этого интервью разговор с Вадимом Кожиновым, с которым меня почти два десятилетия связывала творческая и просто мужская дружба, состоялся в конце ноября 2000 года в его кабинете на Б.Молчановке. Через два месяца Вадима Кожинова не стало.

Александр ДОРИН

- Вадим Валерианович. как зародилась идея составления такой антологии? Какие критерии легли в основу вашего отбора?

- Знаете, идея эта возникла давно, гдето в начале 60х, и совершен­но органически, поскольку я много занимался поэзией, особенно в нача­ле своего, выражаясь высокопарно, творческого пути. Просто появилась абсолютно естественная потребность собрать (для самого себя!) действи­тельно выдающиеся, а не хрестоматийные стихотворения великих наших по­этов. Хрестоматийные, это так всегда бывает, отбираются, как правило, по какимто совершенно разным и вовсе не обязательно художественным, эстетическим критериям. В основе отбора, в большей степени, лежат соци­альнополитические соображения, некая популярность, а не попытка пред­ставить отечественную поэзию в её высших проявлениях.

И вот, почувствовав такую потребность, я начал серьёзно заниматься этим отбором, причём довольно часто, выступая перед отнюдь не рядовы­ми людьми, а литераторами, студентамифилологами, я проводил своеоб­разное тестирование читал лучшие стихи Пушкина, Тютчева, Фета, предлагая определить, кому они принадлежат. И в редчайших случаях ктото правильно называл автора. Одного из участников такого опроса я даже запомнил, его фамилия Бердников, он поразил меня тем, что из прочитанных мной трёх стихотворений Пушкина и Тютчева назвал по одному у каждо­го из поэтов. Другие же либо вообще не могли ответить, либо называли аб­солютно не те имена, например, стихи Тютчева приписывали Державину...

И вот, после проведения множества такого рода опросов, а надо сказать, занимался я этим очень много (практически на каждом своём выступлении перед более или менее литературной аудиторией), получил своё печальное подтверждение тот факт, что, действительно, люди просто не знакомы с наивысшими творениями русской поэзии XIX века. Это объясняется, как я пишу в предисловии к ан­тологии, в частности, тем, что за исключением, пожалуй, только Лермон­това, во всех собраниях сочинений стихи печатаются в хронологическом порядке и читатель, начиная знакомство с поэтом с его юношеских, в сущно­сти "ученических" стихотворений (которые к тому же занимают обычно б?льшую часть собрания, т.к. в юности, как правило, пишется легче и больше), просто не добирается до вершин творчества поэта или, по крайней мере, до­бравшись до них, уже как бы " устают" и утрачивают к этому моменту ос­троту и полноценность восприятия. Я думаю, что для многих читателей те или иные стихотворения Тютчева и Боратынского, Некрасова и Фета, соб­ранные в антологии, станут своего рода "открытиями". Я даже с бо­льшой степенью вероятности могу предположить, что, обратившись уже к первому разделу книги к стихам самого Пушкина не один читатель с удив­лением обнаружит совершенно неизвестные ему пушкинские творе­ния.

И здесь нельзя не коснуться проблемы зрелости поэта. Безусловно, ста­новление поэтического или, вернее, лирического дара может совершиться очень рано всем известны имена великих и выдающихся поэтов, доживших до тридцати лет, но успевших создать бессмертные художественные ценно­сти. И всё же зрелость не приходит сама и сразу.

Лермонтов не дожил до 27 лет. До нас дошли стихи и даже поэмы, сло­женные им в 1314 лет... Однако те творения, которые сам Лермонтов счёл возможным включить в свою книгу, написаны им не ранее чем в 2223 года. Таким образом, даже несмотря на предельно короткую жизнь поэта, период "ученичества", по его собственному мнению, продолжался около десяти лет. В ещё большей степени это относится к творческому пути других поэ­тов, где этот период составил пятнадцать (как у Тютчева) или двадцать (как у Некрасова) лет. В составленной мной антологии собраны, за очень немногими исключениями, стихи, созданные Пушкиным, Боратынским, Тютчевым Кольцовым, Лермонтовым, Фетом и Некрасовым в годы их "золотой зрелости". Хотя, вне всякого сомнения, и в ранних стихах названных поэтов есть сво­его рода "прорывы" к зрелости, но это всё же только отдельные предвестия будущих творческих высот и глубин.

- Вадим Валерианович, возникает естественный вопрос, почему из яркой плеяды творцов отечественной лирической поэзии XIX века вами избраны то­лько семь, и почему именно эти семь поэтов? Ведь, я уверен, большинство наших читателей могут назвать имена ещё десятков поэтов, чьё творчество оставило глубочайший след в русской лирике XIX века - Жуковский, Батюш­ков, Фёдор Глинка, Денис Давыдов, Вяземский, Дельвиг, Языков, Хомяков, Полежаев, Бенедиктов, Огарёв, Полонский, Аполлон Григорьев, Майков...

- Вы, безусловно, правы. И всё же я убеждён, что только семь представ­ленных в антологии могут быть без оговорок названы великими поэтами, ибо они, и только они, смогли полноценно воплотить громадный смысл в совершенном поэтическом мире. Конечно, зрелой лирике названных и не меньшему числу не названных вами поэтов, внёсших весомый вклад в русскую лирику XIX века, присуши мощь и ёмкость смысла, но для их поэтических миров характерна определённая художественная недовоплощённость, которая не позволяет смыслу обрести полноценную жизнь. К примеру, сам Хомяков, сопоставляя свои сочинения с поэзией Тютчева, писал: "Мои стихи, когда хороши, держатся мыслью... Он же насквозь поэт... В нём, как в Пушкине, как в Языкове, натура античная в отношении к художеству". Упоминание же здесь о Языкове выявляет другую сторону проблемы. Да, Языков, также как и Жу­ковский, Полонский или Апухтин... создавали завершённые в себе поэтические творения, но в них недостаёт того размаха, той глубины смысла, кото­рые являются условиями истинного художественного величия. Правда, и у по­этов, принадлежащих, так сказать, ко "второму" или даже "третьему" ряду отечественной поэзии есть отдельные стихотворения очень высокого уровня, но всё же ими не был создан тот прекрасный лирический мир, без которого поистине, если воспользоваться слова Толстого о Тютчеве, "нельзя жить". Между тем, лирические миры Пушкина, Боратынского, Тютчева, Кольцова, Ле­рмонтова, Фета и Некрасова являют собой неотъемлемую часть нашего духов­ного бытия, и, более того, его сокровенную, сердцевинную часть - пушкинское "Пора, мой друг, пора...", тютчевское "Умом Россию не понять...", лермонтовское "Выхожу один я на дорогу..." ... полноценно живут в нас, являясь осязаемой реальностью нашей духовной жизни.

- Вадим Валерианович, известно, что путь составленной вами антологии к читателю был весьма долгим…

Это, знаете, почти детективная история. К началу 80х, по-моему в 1983 г., я завершил работу над составлением книги( непосредственно эта работы заняла 23 года). Принёс рукопись в издательство "Современник", где тогда был директором Геннадий Михайлович Гусев. А незадолго до это­го у меня вышла антология "Поэты тютчевской плеяды "(которую я принёс с собой, и которая по большой просьбе Гусева перешла с моим автографом в его собственность). Геннадий Михайлович с восторгом принял моё предло­жение и, соответственно, рукопись... А через какуюнибудь неделю мне звонят из редакции и говорят, что книгу решили не издавать. Я стал на­водить справки и выяснил, что главный редактор издательства Леонид Фро­лов, даже не читая книги, сказал Гусеву, что книга, составленная Кожиновым, антисоветская, так как он уверен, что в книге нет, например, стихотворения Пушкина "Деревня". А я, действительно, его не дал, это юно­шеское стихотворение, написанное в двадцатилетнем возрасте, стихотворе­ние очень затянутое, к тому же чего там такого особенного "И рабство, падшее по манию царя...". Это ещё не Пушкин. В общем, Фролов выразил твёрдое мнение, что за книгу, составленную Кожиновым, могут только осудить. Гусеву ничего не оставалось делать... Прошло, наверно, лет 6 или чуть больше, уже во всю шла "перестройка", вдруг мне звонят из этого издательства (в это время Фролов был уже его директором) и, поскольку пого­да переменилась, просят вернуть рукопись. Я возвращаю, книгу набирают, доводят до плёнок... и в этот момент издательство разоряется. Кстати, теперь оно, в основном, издаёт всякие "шпионские" книги или типа " Записки любовницы Берии" короче, всякую коммерческую халтуру. В общем, из­дательство приносит мне свои извинения, выплачивает гонорар и возвраща­ет рукопись.

Проходит ещё несколько лет, и один мой знакомый, сотрудничающий с из­дательством Московского государственного университета, узнав о существо­вании такой книги, предлагает издать её в этом издательстве. И в самом деле, книгу с восторгом берут, доводят до плёнок... и тут МГУ перестаёт финансировать своё издательство. Прошло ещё какоето время и случилось так, что в издательство МГУ зашёл сотрудник издательства со странным названием "ЭКСМОПРЕСС", который, как выяснилось, оказался тонким цени­телем поэзии. Он "пробивает" издание книги в своём издательстве... и бу­квально за несколько дней до её выхода умирает.

Вот такая, представьте себе, история. Книга вышла по теперешним поня­тиям, можно сказать, большим тиражом - 7000 экз.Я думаю, она должна сыграть свою роль. Кстати, по моим сведениям, она пользуется определён­ным спросом. Вообще, в нашей стране живут удивительные люди. Вот только что я получил письмо из посёлка Красногорский Республики Марий Эл. Там живёт страстный тютчевед Александр Тимофеевич Суслов, писавший мне ранее (он, между прочим, собрал практически полную библиотеку изданий о Тютче­ве, я ответил ему, выразив восхищение), и который старается присутство­вать на всех тютчевских торжествах, например, он был в Брянске, в Овстуге, где мне вручали премию за книгу о Тютчеве (в серии "ЖЗЛ"), приезжал на тютчевскую конференцию в Литературный институт, где я выступал с док­ладом, причём он ко мне из скромности так ни разу и не подошёл. А письмо он прислал по поводу подготовленного мной в печати “Полного собрания сочинений в стихах и прозе” Тютчева (М., Вече, 2000). Так вот он, в частности, сообщает, что "Вершины русской поэзии. Век XIX" уже приобрёл, правда, с горечью добавляет, что единственный книжный магазин у них закрылся и приходится пользоваться системой "Книга почтой".

Или ещё один пример. Недавно появился фермер из Кемерово, который создал ферму "Алёшкино поле" и... перевёл "Слово о полку Игореве", текст которого вырезал на дереве, причём это производит потрясающее впечатление. Фантастическая страна, я скажу.

Вот недавно под моей редакцией вышел учебник, точнее, учебное пособие "Русская литература XX века", кстати, очень хорошее, в нём представлено много статей разных авторов, в том числе и 23 моих. Это первая книга, в которой преодолевается совершенно дурацкое противостояние, когда ли­тература толкуется либо посоветски, либо поантисоветски. Это абсолют­но поверхностно, литература залегает глубже политических противоречий. И поэтому, несмотря на то, что Шолохов, допустим, был, так сказать, ком­мунистом, а Булгаков антикоммунистом, рассматривать их надо в одном ря­ду. Ведь если взять традиционные обозначения - и у Шолохова, и у Булга­кова речь идёт не о борьбе белых и красных, а о борьбе Бога и Дьявола. Это я к вопросу о советскости и антисоветскости книг, подготовленных мной к печати.

Вадим Валерианович, сейчас, на переломе веков и тысячелетий, наметилась явная тенденция, я бы даже сказал, увлечение составлением поэтиче­ских антологий, подводящих как бы литературные итоги двадцатого столе­тия. В них представлены сотни имён. Например, в недавно вышедшей антологии "Русская поэзия. XX век"(ОЛМАПРЕСС), одним их авторов которой являюсь и я, собраны стихи более 750ти поэтов. Насколько это оправдано? И второе. Представьте себе, что через сто лет, в начале XXII века появится мыслитель, историк, исследователь литературы ваших масштаба и глубины, который выполнит ту же работу, что и вы сейчас составит антологию "Вершины русской поэзии. Век XX", в которой будут представлены имена, допустим, только 10 поэтов. Вы могли бы, пре­дположительно, назвать поэтов этой "золотой десятки"?

Если говорить серьёзно, то вышедшие антологии на самом деле антологиями не являются, это скорее энциклопедические словари. Кстати, писатель Юрий Поляков приезжал (как мне помнится, вместе с вами) ко мне в гости с предложением принять участие в составлении упомянутого издания, а чуть позже, по просьбе его главного редактора поэта Владимира Кострова, я составил подборки стихотворений Николая Рубцова, Анатолия Передреева, Николая Тряпкина, Юрия Кузнецова...

Что касается второй части вопроса. Я считаю, что время для окончательного выстраива­ния какихлибо иерархий ещё не пришло. Вы учтите, только в последней трети XX века наметились определённые контуры, т.е. выстроились некие весьма условные иерархические пирамиды, определяющие "первый", "второй" и "третий" ряды величин в русской поэзии XIX века, а ведь XX век в этом отношении значительно сложнее. Конечно, я мог бы сейчас назвать имена нескольких поэтов, по моему мнению, безусловно входящих в "золотой фонд" русской поэзии XX века, и всё же я бы предложил обратиться ко мне с этим вопросом лет эдак через 5070.

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

WEB-редактор Вячеслав Румянцев