> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ   > БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ

12'04

Сергей Фроловнин

XPOHOС

 

Русское поле:

Бельские просторы
МОЛОКО
РУССКАЯ ЖИЗНЬ
ПОДЪЕМ
СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
ПОДВИГ
СИБИРСКИЕ ОГНИ
Общество друзей Гайто Газданова
Энциклопедия творчества А.Платонова
Мемориальная страница Павла Флоренского
Страница Вадима Кожинова

 

ИРИНА

Рассказ

Баллоны, баллоны, баллоны... Кругом эти баллоны... Когда ж я их выброшу... Мать, сука старая, ни за что не выбросит...
Терпеть больше сил нет. А может — под себя? Не впервой же... Да нет, попробую, вроде на сухом лежу...
Ирина поднялась с кровати, но тут же на нее и присела — голова закружилась, все перед глазами поплыло... Пройдет, сейчас пройдет, посижу маленько... Но головокружение не проходило, и она сползла на пол, отшвыривая пустые пивные полтарушники. Улеглась. Лежала неподвижно, пока наконец не стала отчетливо видеть предметы. Предметы не двигались — голова больше не кружилась. Пожалела, что слезла с кровати, а теперь, казалось, нет никаких сил взобраться обратно... Надо двигаться, а то... Дорога до туалета представлялась непреодолимой. Ирина встала на четвереньки и начала свое мучительное путешествие по квартире. Добралась до двери своей комнаты, расчищая себе путь от валявшихся повсюду баллонов. Под рукой вдруг оказался предательски скользкий пустой полтарушник, Ирина потеряла точку опоры и больно ударилась лицом об пол. Матюкнулась чуть слышно. Синяка б не было, на работу же!.. Передохнула, не поднимая лица от пола. Теперь нужно было пересечь по диагонали зал. Зал казался огромным, бесконечным, хотя откуда ему такому взяться в двухкомнатной малометражке. Но передвигаться здесь было легче, баллонов в зале не было, и сил на то, чтобы отбрасывать их, тратить не надо. Ирина возобновила движение...
Цель была близка — оставалось открыть дверь в туалет и взобраться на унитаз. Но как раз последнее показалось ей непреодолимым препятствием, и она сдалась — полилось горячее, парное сквозь трусы. Долго лилось, лужа становилась все больше и больше... Как легко стало, хорошо как!
— Мать-перемать, растудыт, прости господи! — услышала голос матери, но не обернулась к ней, вышедшей из кухни. — Ладно не на палас проссала.
Наплевать, главное — не в кровать, на сухом спать буду... Она отползла в сторону от лужи, и задача теперь была — тоже не из легких — трусы скинуть. Что удалось не сразу. Платье совсем немного подмокло, по краям только — так высохнет. Отползла на палас и там устроила передышку. Мать тем временем дочериными трусами собирала мочу и выжимала ее в полиэтиленовое ведерко.
— С моим-то давлением ссанье твое убирать. Меня шарахнет — кто за мной убирать будет?! Думаешь ты об этом?! Где уж тебе... На кого ж ты похожа, Ирина, — совсем не эмоционально, а как-то буднично продолжила старая женщина. — А ведь тебе сорок только. Дальше-то что ж будет?..
«Врешь, мать, — ответила про себя Ирина, — сорок-то только будет!.. Оставила б ты меня в покое, не до тебя... А где ж Лидка?»
— Мам, Лидка где? — спросила чуть слышно.
— Чего ты там бубнишь, не расслышу.
— Дочь, спрашиваю, где?
— Дочь? А у тебя дочь, что ль, есть? Нешто не забыла еще? Бутылка с пивом твоя дочь... У подруги она. Хоть поест. Дома-то нечего.
— Почему нечего? Есть же деньги, мама.
— У тебя есть, а мне пенсию еще не приносили.
— Что ж не сказала?
— Говорила я тебе, да заспала ты.
— Сейчас дам... Я же колбасы приносила.
— Да когда это было. Ее бы с чем-нибудь, а ни крупы, ни картошки. Лидочка намяла сухомяткой, потом животом маялась... Неправильно ты деньги тратишь, сколько раз тебе говорено.
— Отвяжись, мои деньги, как хочу, так и трачу...
Работала Ирина диспетчером в автоколонне, и, помимо очень даже неплохой по нынешним временам зарплаты и регулярных премий, имела дополнительные деньги от сбыта «налево» бензина и солярки. Но экономить и откладывать «на черный день» не умела, готовить ненавидела и покупала полуфабрикаты, либо то, что можно было сразу съесть...
Ирина собралась с силами, рывком поднялась и быстро-быстро в свою комнату, упала на кровать. Слава тебе господи! Она даже как-то внутренне улыбнулась, радуясь и тому, что не пришлось проделывать обратный путь на четвереньках, и тому, что под ноги не попался баллон, и тому, что пиво еще есть, а мочевой пузырь опорожнен. Отдышалась, взяла стоявший на полу полтарушник «Медового крепкого». С удовлетворением отметила, что пива в нем еще больше половины — жить можно. Приложилась и долго пила маленькими глотками, держа бутылку двумя руками. Сейчас станет хорошо, сейчас. Подождать надо. Закрыла глаза, прислушиваясь к утробным звукам — что-то там булькало, чмокало, ворчало, наконец стихло. И настроение стало улучшаться. Приложилась еще. Знала — скоро пиво опять погонит ее в туалет, но теперь проблем не будет, теперь она оживает, и вместе с пивом вливаются в нее силы. Пожалуй, и закурить можно, не замутит. А вчера перекурила. Вчера? Забеспокоилась — вчера ли? Какой день-то сегодня? Неужели на работу завтра?
— Мам! — Мать появилась тут же, но в комнату не вошла, очень редко она в нее входила, только в случае крайней необходимости, и звала ее — «твой свинарник».
— Чего орешь?
— День какой сегодня?
— С утра суббота была. Ты стирать собиралась. Белье-то еще когда замочила, воняет. Опять сгниет — выбросишь. Я не притронусь, так и знай, мне хватает Лидку обстирывать.
— Завтра постираю.
— Сама-то веришь? Ты про деньги говорила, давай, пока не наклюкалась.
Ирина взяла с тумбочки сумочку, достала сигареты, закурила, потом вынула две сотки и протянула матери.
— Тебе вчера на собрание в школу к Лидочке надо было.
— Была я.
— Ладно врать-то. Это теперь с с о б р а н и й на бровях приходят?
— Правда, была. А потом на дне рожденья. Лучше б не ходила, — со злостью затушила сигарету в пепельнице и тут же хлебнула пива.
— Вот именно.
— Мам, так ты иди купи поесть и пива мне.
— Есть же у тебя!
— Купи-купи, ночь впереди, а то не усну. Только «Медового крепкого», смотри не спутай.
— Конца-края этому не будет. — Мать вздохнула: «Куплю, конечно, не то ты душу из меня вынешь, да и деньги давать перестанешь». — Что ж ты, дочка, как отец кончить хочешь?!
— Отец водку пил, а я — пиво.
— Какая разница, раз меры не знаешь? Все одно ведь допьяна пьешь. Да и водкой от тебя вчера за версту несло.
— Говорю же — на дне рожденья была... Не доставай ты меня, а? Сходи лучше за продуктами. Я не ела со вчера. Да и Лидка вот-вот придет. Возьми сыра. И мороженого Лидке. Пельменей там, еще чего...
— «Мороженого»,— передразнила мать. — Ты думаешь, откупишься от дочери своим мороженым?! Она ж все понимает, двенадцать лет — не маленькая.
— Я ж тебе сказала — не доставай!
— Да и то верно. Одно и то же тебе талдычу, а что толку.
— Вот и не талдычь! Иди на рынок!
— Ага, на рынок — рынок закрыт давно, ты на время-то глянь! Завтра поутру пойду.
— Как завтра? Сдурела! — нешуточный страх охватил Ирину: не из-за еды — из-за пива. — В соседнем же доме круглосуточный!
— Дорого там, на рынке дешевле.
— Да насрать, что дорого! Мои деньги! Купи самое необходимое, только на сегодня, а остальное завтра на своем рынке возьмешь!
— Твое «необходимое» в каждом киоске имеется... Открыть-то Лидочке сумеешь, если без меня придет?
— Сумею. Дверь в мою комнату прикрой.
— Ясно, прикрою, нам же табачищем твоим дышать.
…Ирина не соврала матери — в школе она была, правда, не на собрании, а до него, специально пораньше пришла, наплела, что остаться не может, но с классной руководительницей побеседовала и деньги в классный фонд и за питание отдала. Лида училась так себе, но без двоек, и то ладно, а на ее поведение никогда не жаловались. Не то чтобы школьные дела интересовали Ирину, но понимала — если не делать вид, что интересуют, то заинтересуются ей, домой заявятся. К ним давно никто не ходил, а кто и приходил — не пускали под более или менее правдоподобным предлогом. Квартира запущена была до крайности, но Ирине было наплевать, а у матери руки опускались. «Перед соседями стыдно»,— говорила мать, давно переставшая ходить к соседям, чтоб и они не ходили. Да и по телефону Ирине звонили все реже, потому что слышали, — связь-то нынче качественная — как она говорила матери, взявшей трубку: «Скажи, что меня нет дома!» А когда и мать, знавшая давних, с детских лет, подруг дочери и надеявшаяся через них повлиять на дочь, отвечала по телефону: «А я сейчас, Тонечка, спрошу у нее, дома она или нет... Нет, говорит, нету ее. А как ты поживаешь, Тонечка?..» То, как поживает Тонечка, Ирина потом требовала пересказать ей, раздражало, что у Тонечки все нормально... Самой близкой подруге Ирины мать как-то, когда дочери действительно не было дома, рассказала все как есть. Та пообещала поговорить с подругой. И поговорила. Ирина подняла ее на смех, от всего наотрез отказалась и сказала, что мать выжила из ума, и ей давно пора в психушку. Подругами они с тех пор быть перестали, ни разу больше не встречались и по телефону не говорили. Да и не были, наверно, настоящими подругами, раз не смогла Ирина ей открыться, гордыню переступить. А мать тогда такой нагоняй получила, таких гадостей про «лучшую подругу» дочери, да и про себя тоже, наслушалась, что от своей затеи повлиять на нее таким образом навсегда отказалась...
Через эту свою гордыню и личную жизнь Ирина не устроила. Мнения о себе она всегда была самого высокого, отчего и требования ее были такими же — чтоб и красивый был, и зарабатывал много, и умный, и любил безумно, и на руках носил. А липли все пьянчуги-шоферюги, да и те женатые. Нет, были, конечно, и неженатые, и неплохие вроде. Вот Володя, например. Говорили, что и Лида от него, — точно не знал никто, никому не рассказывала, даже матери. Володя был не красавец, но и не урод — простой, улыбчивый, открытый. Но Ирина считала, что заслуживает большего. «Принца ты ждешь, — говорила мать, — на белом коне с белыми яйцами. Так ведь сама не принцесса...». Володя потом женился на Ирининой сменщице, та родила ему троих. Оказался он хозяйственным, надежным, заботливым, дети в нем души не чаяли. Хорошая, дружная семья. За что Ирина всю их семью и возненавидела...
В дверь позвонили — Лида пришла. Ирина поднялась без особых проблем. Все одно отлить пора. В «глазок» глянула — вдруг чужой. Открыла дверь — не нараспашку, а только чтоб девочка проскользнула, тут же закрыла. Лида сразу включила телевизор, уселась в кресло.
— А где бабуля?
— Я ей денег дала, в магазин отправила. Мороженого принесет. Хочешь мороженого?
— Конечно хочу...
Что-то еще надо сказать дочери, спросить о чем-то. О чем? А, ладно... На обратном пути из туалета придумала:
— Ты бы почитала чего-нибудь, дочка. — И, не рассчитывая на ответ, скрылась в своей комнате...
До пяти лет Ирина всю себя дочке посвящала, не было, казалось, на свете более любящей матери. Но и уставала сильно, недосыпала. Бутылочка пива снимала усталость, помогала заснуть и стала надолго ежевечерне традиционной. Пока не появилась вторая, потому что одной уже было мало. А затем — полтарушник. Но теперь и его не всегда хватало. И если раньше она пила лишь после того, как управится с домашними делами, то теперь пиво заменило собой почти все. Купленный по дороге с работы полтарушник открывался сразу, как только она переступала порог квартиры и проходила на кухню. Сначала пила из кружки, обманывая и себя, и мать, что, мол, вот сейчас отдышусь, посижу немного и за дела возьмусь. Но не бралась. А, с трудом заставив себя переодеться, удалялась с баллоном в свою комнату. Баллоны, баллоны — кругом баллоны. Куда их девать?! В их старой пятиэтажке мусоропровода не было, мусор надо выносить на улицу, а там — там ведь и увидеть могут. А Ирина тщательно заботилась о том, чтобы о ее пивной страсти никто не узнал. Поэтому в ее сумочке всегда была жевачка. И на косметику она денег не жалела. И одевалась прилично. Отечность же лица объясняла всем больными почками. У нее и вправду был пиелонефрит, который она передала и дочери. Но по временам ее охватывал почти ужас — возникало ощущение, что все знают о ней, что на ней клеймо алкоголички, которое нет никакой возможности скрыть от людей.
…Чертовы баллоны. Пару раз она брала по нескольку с собой и выбрасывала их по дороге на работу, но как назло встретила знакомую буквально через секунду после того, как избавилась от пластиковых бутылок, и долго потом в страхе гадала, видела та или нет. Да и баллонов в комнате от такой полумеры меньше не стало. Все порывалась повыбрасывать их через форточку, но опять же боялась, что увидит кто-нибудь из дома напротив. Потом решила как-нибудь глубокой ночью перетаскать их на помойку, но все время откладывала выполнение своего решения на «завтра»...
Ирина услышала, как вернулась мать. Поднялась и, пошатываясь, — она уже опять была пьяненькая — отправилась сначала в туалет, потом на кухню к матери.
— Наклюкалась? — встретила ее мать привычным вопросом.
— Нет еще. Но наклюкаюсь, не извольте сомневаться!
— Не изволю. Есть-то будешь?
— Ты сыр взяла?
— Разуй глаза-то — на столе. «Балду» свою, чать, сразу увидала. — «Балдой» она называла полтарушники.
— А мороженое Лидке?
— В холодильник убрала, пусть поест сначала, пельмени сейчас отварю. На тебя-то варить?
— Нет, сыр с хлебом поем. — Ирина села за стол, сделала бутерброды и принялась есть. Открыла полтарушник.
— Что — ту «балду» уже прикончила? — спросила мать, ставя перед Ириной кружку — смотреть не могла, как та пьет из бутылки.
— Нет, осталось — идти за ней лень.
— Провалялась весь выходной. И завтра проваляешься. Хоть бы с Лидочкой куда сходила.
— Схожу...
Бывали у Ирины просветы. Почти не пила, за уборку бралась, которую, правда, не заканчивала, но что-то сделать все-таки успевала, с дочкой гуляла, брала ее с собой к кому-нибудь в гости, водила в кафе-мороженое, в парк на аттракционы, в цирк. Дочь, помня пять первых счастливых лет своей жизни, оживала, такой маму она безумно любила, но поверить, что теперь всегда так будет, уже не могла — просветы случались все реже и реже...
— Знаешь, у кого вчера была? У Маринки!
— У Мариночки?! Как она?!
— Как-как? Мужчина, видишь ли, у нее появился, уже полгода как.
— Да что ты! Видела?!
— Видела... Маринка на пять лет меня старше, да где там — почти на шесть!
— Что ж с того? Мариночка женщина красивая, ладная, а с первым не повезло.
— А мужика нашла младше себя, якобы непьющего, как будто такие бывают.
— Почему не бывают? Вон Иван Егорыч у Катерины, или Петя, зять Олин.
— Да иди ты со своими Иван-Егорычами! Разведенец какой-нибудь!
— Ну и что?! Злая ты, Ирка, не знаю в кого. Мариночка сколько со своим Сашкой мыкалась, хлебнула будь здоров, детей одна на ноги поставила, чего ж ей и про себя теперь не подумать? Бог даст — человек хороший, да и сладится у них. Долгёхонько она одна куковала. А алкаш-то ей на кой ляд? Они никому не нужны...
Мать умела порадоваться за других, вот только передать дочери эту способность не получилось. Ирина же умолкла и ушла в себя — на взаимопонимание с матерью рассчитывать не приходилось... «Сладится!» У них уж сладилось, это она вчера видела — Маринка помолодела, выглядела счастливой, а он ее глазами так и ел, а по ней, Ирине, только взглядом скользнул и не задержался, не проявил никакого интереса. Да еще на этом треклятом дне рожденья про Валерку узнала — крутым фирмачом заделался, по заграницам как к себе домой шастает, а он когда-то умолял Ирину замуж за него выйти. Мерзкий, в общем, выдался вечер, хоть вешайся. Лучше б не ходила. Хотела напиться, но такого она себе на людях никогда не позволяла. Ушла пораньше, купила бутылку «Шихана» и по дороге домой выпила. После водки пиво сразу в голову ударило. На остановке возле своего дома купила полтарушник и, чуть подумав, еще бутылку «Шихана», которую тут же на остановке, чего раньше никогда не делала, и пила, сев на скамейку, до тех пор, пока к ней пьяный наглый парень не подсел. Повел себя сразу бесцеремонно, агрессивно, через слово мат. «Чё ты строишь из себя?! Цену набиваешь?! Ты чего здесь сидишь с пивом, телка размалеванная? Ты же снимаешься! Вот я тебя и снимаю! И цену я тебе, сучке, знаю! Не боись — сильно не обижу! Пошли и не буксуй!» За руку схватил, еле вырвалась и ноги от него унесла. В подъезде ее окончательно развезло, насилу на третий этаж поднялась, а уж когда мать дверь открыла, Ирина действительно была «на бровях».
— Лидочка, иди кушать!
— Ба, я здесь буду! Я боевик смотрю.
— Только и торчишь у этого ящика. Нужен он тебе больно, боевик этот. Чать, срамота одна.
— Ну ба, ну пожалуйста!
— Да несу, несу...
Ирина взяла тарелку с недоеденными бутербродами и початый баллон и пошла к себе в комнату. Из-за воспоминаний о вчерашнем вечере настроение у нее испортилось, но она знала — дело это поправимое, надо всего лишь пива хлебнуть, а оно, слава богу, есть...
...На душе покойно, в руках — тяжелый полтарушник, из-за стенки слышен телевизор и разговоры ее дочери и матери, холодильник не пустой и на работу завтра не надо. В общем, жить можно. В этом благостном настроении она и заснет и будет периодически просыпаться и отхлебывать из баллона, чтобы вновь проваливаться в полусон-полубред. А завтра — никуда мать не денется — постирает она дочери хоть что-нибудь, чтоб той было в чем на работу пойти. А уж погладит Ирина сама в понедельник ранним утром. В понедельник Ирина, собрав все силы, встанет ни свет ни заря и приведет себя в порядок — помоется, погладится, сделает макияж и будет усиленно жевать «Орбит».
В понедельник Ирина пойдет на работу. В этот понедельник еще пойдет...

  

Написать отзыв в гостевую книгу

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

 


Rambler's Top100 Rambler's Top100

 

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев

Русское поле