Вадим Кожинов

«Темное» ли наше прошлое и что надо сделать для светлого будущего?

1. ВОССТАНОВИМ «СВЯЗЬ ВРЕМЕН»

 В предыдущей главе речь шла о наивысшем подъеме, о «победоносном» периоде в истории СССР, продолжавшемся, в общем, от Сталинградской битвы до космического полета Юрия Гагарина. Этот период, как я буду стремиться показать, не стал бы возможным без кардинального поворота в политике и идеологии, который начался с середины 1930-х годов.

Российская революция (как, впрочем, любая революция) была тотальным отрицанием предшествующего бытия и сознания страны; все прошлое России - за исключением тех явлений и тенденций, которые считались так или иначе подготовлявшими революцию, - объявили «проклятым прошлым».

Даже в 1936 году в статье, опубликованной (21 января) в редактируемой им газете «Известия» - второй по значению после «Правды» - Н.И. Бухарин утверждал, что русские были до 1917 года «нацией Обломовых», а само слово «русский» - синонимом слова «жандарм». Но Бухарин или не замечал, или не хотел замечать, что в стране уже начался коренной поворот. И 10 февраля «Правда» опубликовала резкую отповедь, в которой, в частности, утверждалось: «Партия всегда боролась против «Иванов, не помнящих родства», пытающихся окрасить все историческое прошлое нашей страны в сплошной черный цвет». 14 февраля Бухарин на страницах «Известий» принес покаяние.

Но нельзя ни признать, что утверждение «партия всегда боролась...» явно не соответствовало действительности; этого рода борьба началась не ранее 1934 года, когда появились в известной мере пересматривавшие прежнюю идеологическую линию «Замечания по поводу конспекта учебника по истории СССР» за подписями Сталина, Жданова и Кирова; к тому же опубликованы эти «Замечания» были позже, 27 января 1936 года, - через несколько дней после «антирусской» статьи Бухарина.

А, скажем, в 1928 году Сталин в связи с 10-летием Красной армии произнес директивную речь, безоговорочно утверждавшую, что эта новая армия не имеет ничего общего со «старой», которая, в частности, «воспитывалась в духе великодержавничества», между тем как Красная армия «воспитывается... в духе интернационализма... поэтому она... является армией рабочих всех стран» (т. II, с. 24, 25).

Последнее суждение было явно безосновательным. Красная армия победила в гражданской - классовой - войне на территории России, однако, когда летом 1920 года начались военные действия на территории другой страны (кстати, весьма небольшой в сравнении с РСФСР) - восстановленной в 1918-м Польши - Красная армия потерпела столь сокрушительное поражение, что пришлось отдать Польше (до 1939 года) обширные западные территории Украины и Белоруссии. Ибо против Красной армии воевал польский народ в целом, включая рабочих.

А через тринадцать лет после цитированной сталинской речи в страну вторглась армия, состоявшая в значительной мере именно из рабочих Германии, Австрии, Венгрии, Финляндии и других стран, - армия, которую обеспечивали всем необходимым рабочие почти всей вошедшей в Третий рейх Европы. Но к этому времени армия СССР была уже совсем не той, о которой Сталин говорил в 1928 году; она представала как наследница дореволюционной армии России.

В период с 1935 по 1941 год восстановились российские офицерские и генеральские звания, было утверждено воинское величие Александра Невского, Петра Первого, Суворова, Кутузова и т. п. В 1942 году, незадолго до начала нашего наступления под Сталинградом, подвергся окончательному упразднению институт «военных комиссаров», являвший собой основу Красной армии, а в январе 1943-го были восстановлены долго считавшиеся чем-то заведомо «враждебным» погоны...

Могут возразить, что речь идет, в частности, о «формальных» изменениях, но, конечно же, они не могли осуществиться без изменения самого «содержания»: армия из некой «интернациональной» превращалась в армию великой державы (хотя не столь давно, в 1928-м, Сталин клеймил «старую» армию именно за ее «великодержавничество». И нет никаких оснований сомневаться в том, что Победа 1945 года была бы невозможной без тех коренных и многосторонних изменений, которые осуществлялись в армии страны с середины 1930-х годов.

 

* * *

Обратимся теперь к другой проблеме - научно-техническому развитию страны. 30 ноября 1932 года были опубликованы следующие суждения Сталина о России: «... наша страна была исключительно отсталой... Мы следим за САСШ (США. - В.К.), так как эта страна стоит высоко в научном и техническом отношении. Мы бы хотели, чтобы люди Америки были нашими учителями в области науки и техники, а мы их учениками» (т. 13, с. 149).

Перенесемся сразу же на тринадцать с лишним лет вперед. 9 февраля 1946 года Сталин заявил: «...особое внимание будет обращено... на широкое строительство всякого рода научно-исследовательских институтов, могущих дать возможность науке развернуть свои силы. Я не сомневаюсь, что если окажем должную помощь нашим ученым, они сумеют не только догнать, но и превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами нашей страны» (т. 16, с. 15).

«Прогноз» оказался до удивления верным: всего восемь лет спустя, в 1954 году, в СССР начала работать первая в мировой истории атомная электростанция и создан первый реактивный пассажирский лайнер ТУ-104, в 1957-м взошел на орбиту первый искусственный спутник Земли, в 1961-м состоялся первый полет человека в космос.

Есть все основания полагать, что цитируемые суждения Сталина (из его речи 9 февраля 1946 года) были порождены письмами (от 25 ноября 1945-го и 2 января 1946-го) одного из виднейших тогдашних ученых, П.Л. Капицы (см. его изданную в 1989 году книгу «Письма о науке»). Тот факт, что эти письма произвели громадное впечатление на Сталина, вполне очевиден: Капица, начиная с 1937 года, отправил вождю более десятка писем, но только после двух последних впервые получил ответное послание, в котором было сказано: «В письмах много поучительного» (понятно, что в устах «Великого Учителя» эти слова имели чрезвычайно весомое значение).

Петр Леонидович в двух своих письмах говорил прежде всего о вреднейшей недооценке отечественной науки и техники, отмечая в частности, что после 1934 года в Академии наук было создано всего лишь два научно-исследовательских института (см. цитату из сталинской речи, произнесенной 9 февраля 1946 года - в ней есть несомненный «отклик» на это место письма). Притом ученый не «побоялся» написать о причинах сей недооценки: «Это у нас старая история, пережитки революции» (выделено мною. - В.К.), хотя счел нужным тут же констатировать: «Война в значительной мере сгладила эту ненормальность». (Целесообразно в связи с этим сообщить, что Капица писал Сталину еще в декабре 1936-января 1937 года: «Все развитие нашей промышленности базируется на перенятии чужого опыта... в отношении прогресса науки и техники мы полная колония Запада», - писал, но не отправил это письмо, так как, по-видимому, не ожидал тогда, что будет понят.)

Вместе с письмом от 2 января 1946 года Капица прислал Сталину рукопись книги историка техники Л.И. Гумилевского «Русские инженеры», которая была создана по настоянию Капицы, а по распоряжению Сталина немедля издана.

«Из книги - подводил итоги в письме Сталину Капица, - ясно:

1. Большое число крупнейших инженерных начинаний зарождалось у нас.

2. Мы сами почти не умели их развивать...

3. Часто причина неиспользования новаторства в том, что обычно мы недооценивали свое и переоценивали иностранное... сейчас нам надо усиленным образом поднимать нашу собственную технику... Успешно мы можем делать это только... когда мы, наконец, поймем, что творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других, и на него можно смело положиться».

Нельзя не напомнить, что Капица с 1921 по 1934 год жил и работал за рубежом и, следовательно, сопоставлял научно-технические «потенциалы» Запада и России с полным знанием дела.

 

* * *

Обратимся в связи с этим к истории космонавтики. Ее общепризнанным во всем мире основоположником был К.Э. Циолковский, родившийся в Рязанской губернии в 1857 году и уже в 1880-х начавший в городке Боровске Калужской, губернии разработку космической программы, хотя первая его статья, посвященная этой теме, была опубликована только в 1903 году. С 1908 года начал свою деятельность последователь Циолковского Ф.А. Цандер (1887-1933), а в 1931 году его сподвижником стал С.П. Королев, впоследствии реализовавший долго казавшиеся фантазией проекты. И в 1933 году взлетел - пусть пока еще обладающий совсем незначительной мощью - прообраз той ракеты, которая через 24 года, в 1957-м, вознесет в космос первый спутник, что поистине потрясет весь мир (русское слово «спутник» вошло тогда во все основные языки).

Вполне вероятно, что это событие могло бы состояться раньше, но космическая программа, зародившаяся именно в России и лишь позднее получившая развитие на Западе, не обрела достойной поддержки у властей. Напоминаю, что согласно «верховному указанию» отечественная наука и техника призваны «учиться» у американцев, и только возражение П.Л. Капицы («мы недооцениваем свое и переоцениваем иностранное») изменило положение дела.

Американский историк Д. Холловэй, тщательно изучивший научно-техническое развитие СССР, привел ряд фактов из истории нашей ракетной техники, которые, по его словам, «подтверждают мнение Капицы о том, что недоверие к советским ученым и инженерам было главной причиной того, что вклад Советского Союза в развитие принципиально новых технологий был столь незначительным... Идеи советских ученых и инженеров не получали должной поддержки до тех пор, пока они не подтверждались западным опытом» (Холловэй Дэвид. Сталин и бомба. Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956. - Новосибирск, 1997, с. 200-201, имеется в виду период до 1946 года). Приступив в начале 1930-х годов к реализации космической программы, С.П. Королев тем самым опережал Запад, что представлялось властям невероятным.

Словом, как победа в войне, так и первостепенные достижения в научно-техническом развитии были обусловлены преодолением «отрицания» России с ее «проклятым прошлым», - преодолением, начавшимся в середине 1930-х годов и продолженным в послевоенное время.

Стоит еще сказать о том, что в начале 19902 годов, в разгар всяческого принижения СССР, усиленно пропагандировалась версия, согласно которой атомная бомба была создана у нас в 1949 году только благодаря тому, что разведка «выкрала» в США ее «секрет». Мнение о решающей роли разведданных оспаривалось, однако истинная суть дела вовсе не в этом.

Ведь если даже и согласиться с тем, что вклад разведки имел огромное значение, необходимо понять и другую, гораздо более существенную сторону проблемы: без того мощного и широкого развития физики и химии в России, начало которому положил двумя столетиями ранее Ломоносов, любые разведданные были бы совершенно бесполезны!

Нет сомнений, например, в том, что без наличия к 1940-м годам когорты выдающихся ученых и технологов, часть из которых, кстати сказать, начала свой путь в науке еще до 1917 года (например, С.И. Вавилов, А.Ф. Иоффе, Н.Н. Семенов, Д.В. Скобельцын, И.Е. Тамм, В.Г. Хлопин), никакие добытые «секреты» ничего бы не дали.

Существенен и тот факт, что атомная бомба была создана в СССР четырьмя годами позднее, чем в США, а термоядерная - всего лишь девятью месяцами позднее. Нельзя не задуматься и над тем, что Великобритания (хотя ее ученые имели теснейшие связи с США) отстала от СССР в создании атомной бомбы на три года и термоядерной - на четыре, а Франция - соответственно - на десять с лишним и на пятнадцать лет. Стоит напомнить и о датах пуска первых АЭС: в СССР - 1954, в Великобритании - 1956, в США - 1957 год; в 1959 году в СССР спущен на воду первый в мире атомный ледокол. Не приходится уже говорить об отставании других стран мира. Подчеркну еще раз: тот факт, что в СССР были научно-технические предпосылки для создания за короткий срок атомной бомбы, имел гораздо более существенное значение, чем «секреты».

Словом, только отказавшись от «отрицания России, страна смогла добиться великих побед и в мировой войне, и в мировом научно-техническом «соревновании». И то, и другое - ярчайшие проявления целостного развития страны, Так, Сталин в марте 1939 года - явно неожиданно для многих «ортодоксальных» большевиков - заявил в своем докладе на XVIII съезде партии, что у государства СССР должны «сохраниться некоторые функции старого (то есть дореволюционного - В.К.) государства». Сказано это было в достаточно «осторожной» форме, но по существу тем самым кардинально ревизовалась послереволюционная политическая теория и практика.

Весьма показательна «ревизия» отношения к Церкви. Господствует представление, что она произошла во время Отечественной войны ради мобилизации священников и их паствы на борьбу с врагом. Но недавно был опубликован подписанный Сталиным текст постановления Политбюро от 11 ноября 1939 года, в котором, в частности, содержится следующий весьма выразительный пункт: «Указание товарища Ульянова (Ленина) от 21 мая 1919 года... «О борьбе с попами и религией»... отменить» (см. «Наш современник», 1999, № 12, с. 223).

«Поворот», начавшийся в середине 1930-х годов, был всецело закономерным явлением: после любой революции через некоторое время совершается реставрация, как бы восстановление утраченного прошлого, - правда, именно «как бы», поскольку реально восстановить прошлое невозможно, и дело идет, выражаясь точно, о восстановлении не прошлого, а связи с ним, о продолжении того ценного, что развивалось в прошлом.

И нельзя не видеть, что именно стремление восстановить связь с прошлым характерно для 1991-го и последующих годов: оно вполне наглядно выразилось в восстановлении дореволюционного флага, герба и т. д., даже - ни много, ни мало - монументального Храма Христа Спасителя в центре Москвы.

Как ни парадоксально это прозвучит, но многие нынешние идеологи, которые более всего проклинают именно период нашей истории, начавшийся в середине 1930-х годов, вместе с тем, в сущности, продолжают начатый тогда «реставрационный» процесс!

Однако теперешняя «реставрация» имеет, строго говоря, чисто формальный характер, ибо для нее нет реальной основы и почвы. Достаточно сказать, что если в середине 1930-х годов значительно более половины взрослого населения СССР составляли люди, родившиеся до 1900 года (напомню, что, скажем, почти все главные полководцы Отечественной войны родились не позднее 1898 года и начали свой боевой путь в 1914-1916 годах в старой, «царской» армии (от маршала Б.М. Шапошникова, родившегося в 1882 году, до маршала Р.Я. Малиновского, родившегося в 1898-м), то есть ставшие взрослыми еще в Российской империи, то к 1991 году таких людей, за исключением крайне немногочисленных долгожителей, не было. Общепринято, что смена поколений происходит через тридцать лет и, следовательно, к нашему времени сменились три «постреволюционных» поколения (первое из них родилось до 1917 года, но достигло взрослости уже после него). И реально восстановить связь с прадедовским бытием и сознанием немыслимо.

Нередко утверждают, что такую связь способна осуществить наша Церковь, которая, - несмотря на все гонения и запреты - и в советское время все же жила. Но это едва ли основательное предположение, ибо для исполнения такой задачи Церковь, в сущности, должна была бы отказаться от своей истинной миссии. Конечно, за более чем тысячелетнюю историю нашей Церкви те или иные ее деятели неоднократно «вмешивались» в «мирские» дела, но это были проявления именно их воли, но не воли Церкви как таковой. Ибо Церковь может и должна благоустраивать отношения между людьми, воплощая в себе связь людей с Богом, а не воздействуя непосредственно на их мирские отношения.

Доказательство правоты такого решения вопроса - тот факт, что на протяжении тысячелетия отношения между людьми неоднократно претерпевали кардинальные изменения, но Церковь оставалась в своей основе неизменной, и, собственно говоря, именно поэтому в ней и усматривают силу, способную восстановить связь с дореволюционной Россией, - не задумываясь о том, что, занявшись этим делом, Церковь утратила бы свою истинную сущность...

Словом, нынешние идеологи (кстати сказать, самых различных направлений), усматривающие выход в «возврате» к тому бытию и сознанию страны, которые были реальностью восемьдесят с лишним лет назад, - чистейшие утописты. И особенно прискорбно, что эта утопическая программа побуждает, даже заставляет ее сторонников с особенной решительностью и последовательностью настаивать на отрицании бытия и сознания страны между 1917 и 1991 годом. Они, как ни удивительно, не осознают, что вполне уподобляются тем проклинаемым ими идеологам, которые после 1917 года отрицали предшествующую историю России!

Этих нынешних утопистов, собственно говоря, даже трудно понять. Их экстремизм или, если выразиться попросту, оголтелость объяснимы только полным нежеланием считаться с реальностью. И они, увы, заглушают голоса тех своих вполне либеральных коллег, которые все же сохраняют разумность.

Так, например, ленинградский (теперь, понятно, петербургский) писатель Даниил Гранин вполне определенно высказался еще в 1994 году: «Изничтожается ленинградское во имя петербургского. Оборвалась цепь времени, и культура оказалась беззащитной. От нее ждут нового слова, но новое появляется не на кладбище, а вынашивается в утробе уходящего.

Критиковать прошлое естественно и необходимо. Но отказаться от советского наследия - варварство (выделено мною - В.К.). Культура-нувориш становится беспризорной, утверждает себя террором...

История не терпит обрывов... Петербургу придется осваивать Ленинград, включать в себя, сохранять и защищать лучшее, что было в нем» (журнал «Российская провинция», 1994, № 5, с. 9).

 

***

Нетрудно предвидеть возражение: мне скажут, что после 1917-го страна переживает безмерно трагедийную эпоху. И, конечно же, это, безусловно, верно по отношению к времени до начала 1950-х или даже начала 1960 годов (вспомним о расстреле жителей Новочеркасска в 1962 году).

Но, во-первых, «отрицание» неправомерно распространяют и на три десятилетия, предшествовавшие 1991 году, - десятилетия, в продолжение которых в стране было не больше, или даже меньше, трагических событий, чем, скажем, в тогдашней истории США, Франции, Великобритании и т. д. Да, в тот период разразилась наша война в Афганистане, однако войны Франции и, затем, США в Индокитае, а также французская война в Алжире имели более кровопролитный характер. Кроме того, у нас не было целой цепи политических убийств (точнее, их у нас вообще не было в те десятилетия), как в США - в частности, убийств людей, отстаивавших права «нацменьшинств» - и гибели людей в конфликтах, подобных испанско-баскскому, англо-ольстерскому и т. п., не приходится уже говорить о тогдашних гибельных гражданских войнах во многих странах Азии, Африки Южной и Центральной Америки. И если подойти к делу беспристрастно, нельзя не признать, что в тридцатилетний период перед 1991 годом СССР являл собой одну из самых «мирных» стран. Между тем, повторю еще раз, многочисленные идеологи пытаются внушить людям, что все время с 1917 по 1991-й было беспрерывной трагедией.

Во-вторых, трагедия - если основываться на исканиях мировой философии и богословия - неизбежное, неотвратимое и в самой основе своей глубоко противоречивое, не подвластное прямолинейному пониманию и односторонней оценке явление человеческого бытия. В трактовке многих нынешних идеологов трагедийный период нашей истории имеет принижающее или даже позорящее нашу страну значение; некоторые из них, говоря, что в 1917 году Россия «взошла на Голгофу», странным образом не вдумываются в истинный смысл этого речения, подразумевающего не только унижение и смерть, но и величие и воскресение...

Судьба страны воплощается в судьбах отдельных людей. И напомню о судьбах К.К. Рокоссовского и С.П. Королева. Оба испытали унизительную и в сущности сдвигавшую человека на самую грань смерти долю репрессированных. Но Константин Константинович стал затем одним из двух главных и наиболее прославленных полководцев Великой Отечественной (именно он командовал Парадом Победы), а Сергей Павлович - Главным конструктором космической программы, обретшим наивысшую всемирную славу. И, как представляется, в наше время еще крайне трудно или даже вообще невозможно четко сформулировать «приговор» об этих человеческих судьбах, то есть придти к их «точным», непротиворечивым пониманию и оценке. Но это относится и к судьбе нашего народа в целом...

 

***

Как уже сказано, восстановить «связь времен», обращаясь к отделенной от нас жизнью трех человеческих поколений Российской империи, невозможно; перед нами в полном смысле слова утопическая программа, которая и возникла-то главным образом в силу тотального «отрицания» периода 1917-1991 годов. Повторю еще раз, что идеологи, которые призывали и призывают «вернуться» в дореволюционную Россию, тем самым обнаруживают свое понимание необходимости «связи времен», немыслимости заново начинать бытие страны с некого «нуля», не опираясь на фундамент ее истории. Это, о чем уже не раз говорилось, поняла в свое время, в середине 1930-х годов, и большевистская власть, несмотря на свое предшествующее безоговорочное отрицание дореволюционной России, которое длилось почти два десятилетия.

Радикальные идеологи уже почти десять лет «отрицают» все совершавшееся в стране до 1991 года, но есть основания полагать, что этому приходит конец. Ибо стремление этих идеологов исходить не от фундамента, или, вернее, почвы предыдущей истории страны, а конструировать новый фундамент по западным образцам (то есть они, в сущности, пытаются опереться на историю других стран!), все более ясно обнаруживает свою полнейшую бесперспективность.


Воспроизведено с издания:

Журнал «Фактор» № 7/2000 г. Приложение к журналу «Газовая промышленность».

OCR: Борис Чимит-Доржиев, bch@writeme.com 

Редактор Вячеслав Румянцев 01.10.2001

| Карта сайта | На первую страницу | Указатели |

XPOHOC

Rambler's Top100 Rambler's Top100